твоего. И смысла больше нет
ходить по адресам, стоять у клумбы, возле
фонтана. Мне в окно
заглядывает солнце,
что впрочем – всё равно —
оно в окне – до «донца».
«Застигнутый дождём, соседский пёс сбежал…»
Застигнутый дождём, соседский пёс сбежал
под козырёк, в подъезд – от сырости и ветра,
и там его в углу я, бедного, застал
промокшего насквозь, на коврике из фетра —
от старого пальто оставшийся кусок,
скукоженный за жизнь с хозяином и после…
События бегут, как волны на песок,
на скомканный пейзаж, на улицу, что возле
прибрежного песка, а значит – и воды —
она со всех сторон… Пёс спит, в углу сложившись,
не думая уже о странностях судьбы —
тем более о том, что с ним ещё случится.
«Земля не так кругла, как оказалось …»
Земля не так кругла, как оказалось —
в её углах застряли междометья
и прочие слова, что, впрочем – малость —
ко времени и месту. Солнце светит
из тех углов – они, как на картине,
таращатся по воле живописца
во все глаза, во все углы – отныне,
куда глядят простого очевидца
глаза, состаренные краской и желаньем
всё превратить в страдания и муку —
не так страшны бывают обещанья,
включая расставанья и разлуку —
какую-то уже. Который год
топчу пространство, пробуя на крепость
его основу – кто там разберёт,
куда приводят мысли и небрежность
в свиданиях. Уже который год
я оглашаю местность разговором
нелепым по утрам и весь народ
мне соответствует, делясь своим простором
не только мысли. Все мои мечты —
как утонули – к ним не подобраться
в одно мгновение и перейти на «ты»,
чтоб в дураках опять не оказаться,
как было раньше. А теперь пустяк —
какая-то ничтожная потеря
всего, что можно – глянь на свой косяк —
там возраст в метках до конца отмерян.
Зима, окончание
Пахнет свежеиспечённым хлебом,
новою травой – не по сезону —
слишком рано под холодным небом
вскрылась сущность старого газона —
всё не терпится оттаять и согреться,
с рук напиться чистою водою.
Пёс хозяйский дремлет по соседству,
в лапы ткнувшись мокрой головою.
«Из частностей не помню ничего…»
Из частностей не помню ничего,
но помню лица – их запоминаньем
учился жить, как некогда Кокто
учил меня страданью и вниманью
к своим родным, но детская душа
жила ещё по детским же законам,
то есть, трудилась долго, не спеша,
не утруждая