похоже, вообще считал, что у Сапфо после известия о смерти мужа случился паралич языка. И порой ворчал, что хотел бы посмотреть, будет ли его женушка предаваться столь же безутешной печали после его смерти, и даже грозился устроить ей как-нибудь проверку.
Он вообще вел себя со своей женой на редкость бесцеремонно, постоянно осыпая ворчливыми упреками и не стесняясь в выражениях даже в присутствии посторонних людей.
Сапфо поражало, что Анактория – такая невозмутимо цветущая по сравнению со своим ссохшимся, злобным супругом! – не отвечала на его выпады ни единым словом и даже тихо улыбалась про себя, словно имела дело с несмышленым ребенком.
Признаться, Сапфо это даже удивляло: неужели привычка к обеспеченной жизни делает любую женщину столь покорной? Или здесь имела место какая-то странная форма любви, неведомая Сапфо?
Впрочем, Сапфо по-настоящему об этом не задумывалась, лишь иногда ее невольно охватывала жалость к Анактории.
Все-таки эта добрая женщина постоянно старалась как-нибудь по-своему, незаметно подбодрить и порадовать Сапфо: то присылала ей тарелку с изысканными пирожными или восточными сладостями, то украшала комнату печальной гостьи свежими цветами или внезапно начинала петь в соседней комнате, аккомпанируя себе на лире, – не слишком громко, но достаточно для того, чтобы быть услышанной через приоткрытую дверь.
Именно она, Анактория, нашла в Сиракузах лучшего врача, который то и дело наведывался в дом и следил за состоянием Сапфо, – ведь под складками туники у невеселой гостьи-молчуньи вскоре округлился большой живот. А потом она же отыскала и сноровистых повитух, очень ловко и искусно принявших роды.
Сапфо даже и во время родов не кричала, словно подтверждая диагноз, поставленный Триллом, а только молчаливо вздыхала.
Вздохнула Сапфо и тогда, когда узнала, что родилась девочка. Что поделать, Керикл так и не дождался наследника, который гордился бы славой своего воинственного отца. Но это был невольный вздох облегчения – слава богам, что теперь некому будет мстить обидчикам Керикла и тоже складывать голову в борьбе за власть.
Пусть лучше дочка учится вышивать и баюкает глиняных кукол – воображаемых героев.
Сапфо назвала новорожденную девочку Клеидой в честь своей матери, оставшейся на Лесбосе.
Но следом произошло еще одно событие, перевернувшее все в доме с ног на голову.
В тот момент, когда во внутренний двор внесли на связанных простынях красного как рак недвижимого Трилла, Сапфо подумала, что этот странный человек все-таки надумал устроить своей жене обещанную чудовищную проверку – не более того.
Но оказалось, что с Триллом в бане случился приступ, возможно, вызванный тем, что старик выпил слишком много вина, а потом еще все время просил подогревать угли, потому что его начал бить внезапный озноб.
Увы, это оказалось вовсе не злой шуткой – в тот же день Трилл скончался и отправился к своим предкам, не простившись ни со своей женой, ни