холодных скал,
Где на вершинах дремлют облака,
На свете где-то есть
Мой первый перевал,
И мне его не позабыть никак.
Мы разбивались в дым,
И поднимались вновь,
И каждый верил: так и надо жить!
Ведь первый перевал –
Как первая любовь,
А ей нельзя вовеки изменить.
Идет без лишних слов
На смену яви – новь,
На смену старым – новые года.
Но первый перевал,
Как первая любовь,
Останется с тобою навсегда[36].
Соседи по купе давно уснули, негромко стучали трудяги-колеса, за окном вагона мелькали редкие поздние огоньки, а над ними неверным серебристым пламенем сиял лунный диск.
Полнолуние. Vollmond. Plenilunio.
Уолтеру не спалось. Он никак не мог понять, что тому причиной. На сон никогда не жаловался, к тому же дорога успела утомить. Одна пересадка, другая. Мотоцикл, пригородный поезд, суета большого вокзала, набитый людьми перрон. Снова поезд, перестук колес, привычный запах паровозной сажи.
Не спалось.
Вместо сна бесконечной кинолентой всплывали воспоминания. Все подряд, и те, что хотелось помнить, и совсем иные. Он отгонял их, пытался думать о другом, считать до тысячи, представлял себе овечек, прыгающих через забор. Не помогало, пленка все крутилась, крутилась, по второму разу, по третьему…
Наконец он понял: что-то не так. И сразу успокоился. Если не так, значит, надо понять, что именно. Трудно, но все же возможно.
Шпион-пенсионер зря обозвал «мистера П» наивным провинциалом. Нью-Йорк, Большое Яблоко – уж никак не провинция, а от наивности прекрасно лечат нужда, военная служба и ответственность за тех, кто остался дома. Мистер Н был прав в другом. Уолтер Перри всегда старался думать о людях хорошо и уж тем более не подозревать понапрасну.
А если не понапрасну?
Стоп-кадр: зеленый с похмелья немец, босой, в шортах, шляпа лежит рядом. Зачем доктор Ган, человек взрослый и очень неглупый, затеял нелепую пьянку? Кружка граппы – считай, слоновья доза. В результате же не только похмелье и задержка с отъездом. Свет из Волчьей Пасти! Правы легенды, не правы? Так и не узнали. Предыдущей ночью тоже никто не пытался выяснить – легли еще до полуночи, чтобы выспаться перед подъемом. Доктор и настоял. Зачем немцу это нужно? Хотя бы затем, чтобы любопытный американец не остался возле горы-Волка, а бравый сержант не смог ничего толком доложить прибывшему начальству, а заодно гостям из Рима. Недаром доктор полблокнота исписал в пещере.
Молодой человек представил себе веселого парня Отто, вспомнил, как тот улыбается… Нет, неправда! Он был уже готов мысленно извиниться перед доктором Ганом, но внезапно подумал о братьях из ларца. Курц и Хинтерштойсер – не вольные скалолазы-скауты, они солдаты. Ребята на действительной службе! Доктор сказал, что сумел уговорить командира части. Бывший сержант Перри представил, как к ним в пустыню приезжает штатский мозгляк из Вашингтона и просит полковника