модные и шапочка меховая.
– Галя, а кем ты работаешь? – Сдерживаясь от вертевшейся на языке язвительной колкости, спросила Наталья.
– Я? Да… тут не далеко, в поликлинике гардеробщицей.
– Завидная работа. А что ж другой не нашлось?
– Откуда ж, образования нету. – Загнусила Галина. – А так рядом с домом с восьми утра и до обеда. Потом старичок приходит, сменщик. Он до вечера сидит.
– И Люсю после обеда берёшь?
– Зачем? – Искренне удивившись и округлив глаза, проронила Галя. – Садики до шести работают.
Наталья еле сдержалась, что бы по своему обыкновению не ответить резко и возможно по-хамски, как всегда, когда собеседник вызывал раздражение, но вновь сдержалась.
– Значит, ты с обеда дома сидишь, а девчонке колготы нормально зашить не можешь?
Галина округлила глаза ещё больше, мягкий безвольный рот приоткрылся. Пошарила в кармане и, не найдя платка, громко шмыгнула носом.
– Вы что ж, Наташенька меня попрекаете, поворочали бы чужую одёжку, к обеду уж и рук не чувствуешь, и спина ноет. Опять же, люди разные идут, кто и нагрубить может, или номерок обронил, а пальтецо подай. Зарплата копеечная, не чета вашим доходам. Так и я могла бы ребёночку новую одёжку купить, а не старую латать. Думаете, у меня сердце не болит, что Люсенька в старых платьишках ходит? Я ж мать.
– Не причитай! – Взорвалась Наталья. – Андрей посылал тебе деньги, а последний месяц я перевела. Когда… когда… брат погиб.
– Ну да, ну да, – закивала Галя.
Наталья до последнего надеялась, что узнав о гибели Андрея, эта женщина очнётся и в глазах её плеснёт удивление, сострадание, а может даже и слезинки покажутся. И тогда они вместе помолчат, и, обнявшись, поплачут, как подруги, которых горе связало больше чем закадычная дружба. Но если Галина и пожалела о чём-то, то, скорее всего о потере денег. С Андреем они были не расписаны, алименты теперь платить некому.
Потом, когда Наташа, сидя в трамвае, прокручивала разговор с несостоявшейся невесткой, даже обрадовалась, что так вышло. Не поймёт эта снулая рыба, какой страшный день пришлось пережить. Будто мир лопнул как мыльный пузырь и кругом только пустота, вязкая, холодная. Где можно только страдать, задыхаться и медленно умирать. Наташе долго казалось, что такое может быть только в кошмарном сне или в кино. Она сама охотно посочувствовала бы героине, разом потерявшей мужа и брата. И утешалась бы мыслью, как самозабвенно бросается наш советский человек на ликвидацию аварии. И оправдывала погибших героев. А теперь… Теперь Наталья предпочла бы что бы и муж, и Андрей были вовсе не такими порядочными и ответственными. И жили бы по принципу: «моя хата с краю». И правильные речи, что звучали во время похорон, совершенно не проникали в душу. Не утешали и не поддерживали: и толпа что горестно вздыхала, и целые охапки цветов,