вполголоса разъяснила я.
Дед мой, и в самом деле, ремню предпочитал, вымоченный в соленой воде, тонкий ореховый прут. Опасности для здоровья – никакой, но, при правильном ударе, красная вздувшаяся полоса напоминала о себе несколько дней. И о том, чего делать не следовало, ну, или, хотя бы, не попадаться.
– А сколько человек ты, враз, с собой провести можешь? – разговор переходит, совсем, в деловое русло.
– Для первого раза, чтобы пути показать, двоих – троих, не больше. А для начала снаружи, по улицам, прогуляться придется, подходы покажу, – говорю я, отставляя бокал.
– А кто еще дворы, на твоем уровне, знает? – спрашивает Алекс, оглядывая веселящуюся компанию.
– Балу, конечно. Только он, последнее время, тяжелый стал, для таких прогулок, того и гляди, провалится в какой-нибудь курятник, сраму не оберешься. Девчонки тоже все пути знают, но последнее время, редко ими пользуются, – я способности своих друзей реально оцениваю.
– Ну, значит, тогда меня берешь, Че и…. Барона. Он, тоже, почти здешний, – перечисляет Алекс, останавливая свой взгляд на Вольфе, который, издали, внимательно следил за нашим разговором, неторопливо потягивая коктейль.
– А почему у него-то такое прозвище? – поинтересовалась я, во внешности Вольфа, одетого в потертые джинсы и неброскую рубашку с коротким рукавом, не было ничего, особо аристократичного, разве что, необычное сочетание очень светлых волос и черных ресниц и бровей над ярко-синими глазами.
– Это – не прозвище, а титул у него такой. Наследственный, – уточняет Алекс, взмахом руки подзывая Вольфа к себе. – Ты его бабушку, непременно, знать должна, ее еще старой докторшей у вас в районе называют.
И в самом деле, знаю такую. На соседней улице живет. Высокая, сухощавая дама весьма преклонных лет. Собранные в высокую прическу, волосы ее были абсолютно седыми, как и брови. А ресницы вокруг выцветших голубых глаз – постоянно слегка подкрашены, как и губы. Про таких, обычно, говорят – «из бывших». За воротами своего дома эта женщина появлялась не иначе, как в аккуратных, подобранных по цвету платьях и туфлях на каблучках. А на голове, вместо платка – шляпка. Хотя, дед мне рассказывал, что он с ней, во время войны, в одном госпитале работал. А до того, она начальником санитарного поезда ездила. После войны эта женщина, еще долгие годы, хирургом в городской больнице работала. Ее, и до сих пор, туда на консультации приглашают, в сложных случаях. Но и всему околотку она советы давать не отказывается.
– Так значит, Елизавета Андреевна – твоя бабушка? – встречаю я подошедшего Вольфа вопросом. – А почему я тебя раньше тут не видела?
Он слегка улыбнулся, присаживаясь рядом со мной на подоконник:
– Она с моим отцом не очень ладит, особенно после того, как настояла, чтобы меня на ее фамилию, как раньше и мою мать, записали. Ну, чтобы преемственность титула сохранить, или что-то вроде того. Они долгое время,