живущие в соседнем дворе, в загоне, и кидающиеся на любого, кто осмеливался оступиться или, хотя бы, свеситься с забора, их громадные, острые клювы наносили ощутимый урон не только одежде, но и коже под джинсами. С собаками все было гораздо проще. В основной массе, они меня знали, и пса моего уважали, потому, как для Ара не существовало большего удовольствия, чем задавить какую-нибудь наглую шавку. Одна из дворовых собак несколько лет облаивала его из дыры, которую вырыла под забором, а то и выскакивала, чтобы цапнуть сзади. Пес-то, обычно, на поводке ходил. Ар злился и выжидал. И вот, однажды, он притормозил, пройдя тот двор, а когда собака высунула нос и начала лаять, резко метнулся обратно и откусил у нее часть носа. Собака та выжила, но на нас с псом больше не кидалась. Да, и другие псы предпочитали с нами не связываться. А несколько ирисок, которые я благоразумно прихватила с собой, лишали их возможности гавкнуть на остальных парней. Тут, самое главное, быстро бросить их одну за другой, чтобы собака подбирала ириски, не успевая проглотить, после чего у собаки, буквально, склеиваются челюсти. А пока она конфеты прожует да проглотит, мы уже далеко.
По ходу дела, Волк расспрашивал: кто и где живет. Про дом старого адвоката он знал больше, чем я, а место жительства деда- скорняка не нуждалось в особых представлениях из-за специфического запаха. В доме, где жил портной-еврей, специализировавшийся по мужским костюмам, народ толпился до позднего вечера, но в остальных дворах, по-деревенски, рано гасили свет, что не мешало ребятам рассматривать, а мне рассказывать, сидя на крыше очередного сарая. Особенно, Алекса заинтересовали несколько дворов, которые у нас называли «нехорошими». И интерес его мне показался неслучайным. Прогулка заняла немало времени, и поэтому, когда мы вернулись в дом к Волку, остальная компания уже собиралась расходиться.
– Ну вот, я снова испортил тебе вечер! Ни выпить, ни потанцевать толком не удалось, – с наигранным раскаянием посетовал Алекс, смешивая мне коктейль, что после такого количества физической активности оказалось совсем не лишним.
– А что, друзья мои, не пойти ли нам завтра, в городской сад, на танцы? – обратился он к общественности.
На танцы – так на танцы! Хотя, мне это предложение показалось, несколько, странным.
Городской сад был разбит в дореволюционной части города, по соседству с дворянскими кварталами, в конце улицы, на которой когда-то располагались дворянское собрание и первый в городе, еще дореволюционный, кинотеатр. Еще моя бабушка ходила в тот сад на танцы. По ее рассказам, шли они туда босиком, чтобы на брусчатой мостовой не портить каблуки выходных туфель. По дороге заходили в колбасную лавку, где покупали кулек колбасных обрезков, которые грызли вместо семечек. Перед входом в городской сад, возле фонтанчика, обрезки доедались, туфли надевались, и барышни из среднего класса шествовали, при всем параде, на танцплощадку, где играл духовой оркестр. Там некоторые танцевали, а другие важно прохаживались по аллеям,