корову, возвращалась с сыном в свой одноэтажный[2] домик на Владимирской (ул. Короленко, № 7), она узнала, что объявлена война.
19 июля 1941 года Петровские получили от Лёли письмо со штампом «проверенно цензурой», написанное в расчёте на эту цензуру. Шло оно почти три недели. Вот оно:
«Пришла беда – отворяй ворота.
Конечному нас, киевлян, нет никаких сомнений в том, что наша доблестная Красная Армия не допустит врага ни к Киеву, ни к Ленинграду. Но озверелый фашист – долго ли ему? – может и поджечь, и разгромить с воздуха наши дома…
Вчера я видела подбитый нашими зенитками вражеский самолёт, падавший в Днепр. Ему не удалось сбросить бомбы на телеграф. И вообще все налёты врага на Киев отбиты, и ни один немецкий самолёт не вернулся на свою базу… Не мне сообщать тебе о наших успехах…
У меня две беды.
Заболел сынишка скарлатиной. Сегодня третий день. Температура 40. Порой заговаривается. Пущены все связи в ход, чтобы его не забрали от меня в больницу. И это в такой момент! Куда деваться с ним во время бомбёжки?
Вторая беда. Пришли в 5утра. Сказали Сергею – старшему: «Берите подушку и одеяло и следуйте за нами». Ия не знаю, куда его взяли.
Говорят, что так сейчас многих берут на строительство оборонительных рубежей.
Хотелось Сел получите от вас весточку, пока это ещё возможно.
Где Кузьмич?
Тел, конечно, в Шапках. Я думаю, что это довольно безопасное место. Как маленькая Маша?
Увидишь Юрку – целуй его от меня.
Тебя крепко целую и люблю, милелй Котик.
Так подкатывает к горлу, что не могу больше писать.
Как это страшно-страшно. Одна с больным ребёнком.
Рокочут самолёты весь день.
Лёля.»
Это письмо было последним. Через несколько дней в Киев вступили немцы.
Глава 2. Повестки
2.01. Повестки Николаю
Первые дни войны Николай Кузьмич жил, как и раньше, в своей квартире на Мошковом переулке и ходил на службу в педагогический институт им. Герцена на Мойке.
Тяжело было проходить через мост около Капеллы и видеть человеческое горе. Там был устроен призывной пункт Толпы людей. Жёны и матери пришли проводить своих близких. Стоят вереницы грузовиков. На них призванные уезжают в свои части.
Пришла повестка и Николаю Петровскому: явиться к 12 часам на следующий день.
Первое, что он подумал:
– Ещё можно съездить в Шапки, к своим – проститься.
Он успел на последний поезд. Увидев его, Катя сразу всё поняла. На всю жизнь запомнил он эти несколько часов, проведённые с Катей до первого утреннего поезда. Сколько раз прежде он бывал в унынии от её холодности. А тут она была сама нежность. Столько внимания, ласки увидел он в эту ночь. Он не поверил, что это любовь. Это была боязнь за человека, который всё же близок, который составляет её семью, которого Бубик называет «папа, паськин и даже пуська». Это была тревога за их будущее. Но он был