дольше учиться? Может, о ту пору я из-за этого по ночам слезы кулаками утирал. А пикнуть, поперечить не посмел. Как же я выплачу вам оброк своей скрипкой? Матушка! Будьте благодетельницей, позвольте мне с женой остаться при вашей милости. Мы – как перед Богом – заслужим вам.
– Ты с ума сошел! – крикнула матушка. – Да что же ты собираешься – наигрывать мне «По улице мостовой», когда я с поля возвращаюсь? Если ты и сам находишь, что у князя по музыке настолько не научился, чтоб ею хлеб зарабатывать, так ты просто лентяй и болван! Два с половиной года от тебя не было никакой прибыли в хозяйстве, два с половиной года ушло на твое дурацкое ученье, а теперь, извольте радоваться, из этого ничего не вышло. Тренькать-то «Ванька Таньку полюбил» ты мог и без ученья, принося пользу хозяйству. Вот что: на оброк я тебя не пущу – все равно никаких денег от тебя не дождешься. Но знай, и даром я тебя с женой хлебом кормить не буду. Ты у меня научишься крестьянской работе. Будешь у меня пахать и молотить. А теперь – ступай!
Когда за Васькой закрылась дверь, матушка обратилась к старосте.
– Ну, что ты скажешь? – спросила она его.
– Да что же, матушка-барыня… Не извольте гневаться. Ведь толку-то от евойной работы не будет… к земле ему не приноровиться. Воля ваша, только я с ним из силушки выбился. Вечор вы приказали за огородом лужок скосить – я его с Петроком и поставил. Так во как Петрок его выправлял, во как бился с ним… Да ежели он как есть человек никчемный, так что же с им поделаешь? И потом же, барыня-матушка, ежели от вашей милости какое взыскание за мои недоглядки – дескать, как я смел за тем недоглядеть да за этим – так когда уж мне с им, с Васькой, значит, вожжаться. Окажите божескую милость, ослобоните от Васьки, чтобы, значит, его прочь с моих рук… Потому что – как перед Богом – свободного времечка нету…
– Ах, боже мой! – вскричала матушка в отчаяние. – Да пожалейте вы меня! Значит, я его с женой даром хлебом кормить должна.
– Зачем задарма кормить? Можно на что другое переставить: на скотный двор, на починку построек али там на рубку дров… А ежели, значит, ни на что не годится, так и тут же опять… есть средство…
– Какое средство…
– Такое, какое у всех соседей… Значит, как знатно отпороть, так дурь-то и соскочит.
Матушка и сама думала, что действительно ничего не остается сделать с Васькой, но все же не дала на это разрешения. Твердо помнила она и берегла в своей душе последние заветы мужа. Но, чтобы Васька даром не ел хлеба, она стала следить за каждым его шагом. Бывало, отправляется на молотьбу, и Васька за ней. «Болван!» – кричит ему матушка, когда он ударами цепа вместо соломы колотит по ногам своего соседа. А когда на косовице, стоя в ряд с лучшими косцами, он зазубрил одну за другой две косы, матушка в ярости затопала на него ногами.
Не больше пользы приносил Василий матушке и при постройках. Раз как-то приказали ему строгать доски, и сейчас же староста пришел доложить, что Васька испортил рубанок. После каждой неудачи