вышел?
– Погодь, – Федька вскинул руку. – Слышь? Чего это там?
– Где?
Оба уставились во мрак.
– Ничего не вижу, – мотнул вихрами Ерёмка.
– Да ты не гляди, ты слухай!
– Будто я стуканцев не наслушалси, – отмахнулся напарник. – Коль невмочь, так меня пусти, а сам сгребай!
– Не стуканцы это, – Федька сделал шаг в сторону, освобождая напарнику место.
– А кто ж? Не сам ли Рудничный пожаловал?
– Да типун тебе на язык! – ругнулся мужик. – Рудничный – он вроде как шипит. А этот…
Разговор был услышан. Стражник, дородный Митюха, достававший макушкой то самого потолка, шагнул к ним, щелкнув кнутом:
– А ну, морды каторжные, за работу! Батогов захотели?
Федька и Ерёмка вместе схватились за кайла, вместе, чуть не толкаясь плечами, протиснулись вперед, заработали, мешая друг другу – не столько из страха, сколько чтобы отвязался Митюха. Тот больно любил пороть. Сколько раз бывало, что подменял он здешнего ката, сам хлестая народишко и гордился, что с оттягом может распороть кожу до кости. Кнутом владел – что твой цыган. Да и работа – какая-никакая, а все давала возможность отвлечься от того непонятного и поэтому жуткого, что примерещилось Федьке в темноте подземелья.
Для острастки щелкнув кнутом пару раз, Митюха отошел в сторонку, и только собрался прикрикнуть на тащившего пустую тачку Миху Косого, как услышал странные звуки. Будто бежал кто-то. Оглянувшись, Митюха увидел, как под свет лампы откуда-то выкатился беленький щенок. Толстые кривые лапки, хвостик морковкой, черная пуговка носа на курносой мордочке, торчащие ушки. Поджав хвостик, щенок пугливо метнулся в сторону, спасаясь от мчащейся на него тачки Михи.
– А, чтоб тебя…! Сученыш, – озлился на него каторжанин. – Пшёл вон!
Щенок увернулся от пинка, заскулил – то ли с перепугу, то ли ушиб лапку.
– Пшёл вон! – послышался тонкий голосок.
– Чур меня! Чур! – попятился Миха Косой.
– Давай, поворачивайся! – крикнул ему Митюха. – Чего встал?
И тут он заметил щенка. От неожиданности у него чуть кнут не выпал из руки. Щеночек был беленький, чистенький, гладкий, словно только что оторвался от мамки, а не бегал в забое среди грязи и земляной пыли. Лишь лапки внизу слегка испачкались.
– Ты откуда такой взялся?
Щенок заскулил.
– Ну-ка, ну-ка, подь сюды… Куть-куть-куть! – протянул руку, сложив пальцы щепотью, зачмокал губами.
– Не трожь, – неожиданно вступился Федька. – Мое!
Щенок шарахнулся в сторону, поджимая хвостик.
– Пошел вон! – рявкнул Митюха. Свистнул кнут, обжигая горняка по груди. Федька задохнулся, отворачиваясь. Запоздало пришел страх – а ну, как попало бы по глазам?
– Да ты чего? Чего? – забормотал он, отворачиваясь.
– А того! Мое! Не дам! Запорю!
Горняки попятились, спасаясь от кнута, забились в дальний угол. Ерёма цеплялся за Федьку одной рукой,