подол, побежит!
Люди помалкивали. Из задних рядов кто-то что-то пробурчал невнятно, но те, на кого нацеливался колдун, сохраняли молчание.
– Чего молчите? Языки вам, что ли, урезали? Отвечать, когда спрашивают! Тяжело пришлось?
– Ничего, – негромко промолвил один из кандальников, высокий, плечистый.
– Ишь ты, «ничего»! А будет еще хуже! – наконец-то выпустил злость Сысой Псоич. – Вы чего думали, когда супротив государя выходили? Что он вас за такие дела по голове погладит? Бунтовщики! Небось, непороты еще? Ничего, мы это исправим!
– Права не имеете, – негромко, но четко промолвил кто-то. – Мы – офицеры…
– Да? – колдун даже обрадовался этим словам. – Офицеры? Были, да все вышли! Государевы преступники вы, вот вы кто! Кто сказал? Этого – взять!
Охранники метнулись к строю. Это были уже не те казаки, что сопровождали ссыльных до места, а свои стражники, прикормленные Сысоем. Говоруна выволокли, бросили на торчавшие рядом козлы, проворно оголили зад и спину.
– Для начала – десяток плетей, – бросил Сысой Псоич. – Чтоб руку хозяйскую чуял… А кто дернется – следом пойдет! И не десяток ему всыпят, а все двадцать!
Кто-то из ссыльных впрямь рванулся к товарищу – его удержали за руки свои же.
– Вот-вот, – кивнул Сысой Псоич. – Смирнее будете – шкуру свою сохраните! Давай!
Свистнул кнут. Колдун считал, одним глазом посматривая на строй. Видел, как горели у новичков глаза. Замечал, кто внешне спокоен, а кто так и рвется вперед. Этих, последних, он не слишком боялся. Такие горячи, да быстро остывают и ломаются легко. А вот те, кто смотрит прямо и молчит – с теми труднее всего придется.
Алексей заставил себя смотреть, как бьют его товарища. Не все участники Тайного общества были близко знакомы друг с другом, некоторые впервые увиделись только в тюрьме или на этапе, но общее дело соединило их вместе, и сейчас все они ощущали дружескую связь, как будто были знакомы много лет. Рядом с ним опустил взгляд Владимир Шаховской. У юноши были малиновые от возмущения уши, на глазах стояли слезы. Несмотря ни на что, он все еще во что-то верил…
Наконец, экзекуция завершилась. Избитого офицера отвязали от козел, втолкнули в строй.
– Поняли? – обратился Сысой Псоич к остальным. – Поняли, кто вы есть? Я теперь для вас – и господь бог, и царь-император. Столица далеко, а до бога… Так я за него. И от меня, а не от кого еще будет зависеть, жить вам или умереть. И когда умереть, если я захочу вас убить… Сейчас на работу. Разделитесь по парам. Внизу вам дадут инструменты, объяснят, что делать. Норма – пять тачек руды на каждого. В день. Кто не выполнит – остается там, внизу, пока все не сделает. Поблажек не будет – не для того вас сюда загнали… Все. Пошли!
Антон Багрицкий шагнул первым. За ним – Алексей, увлекая за собой Владимира, который все еще не мог успокоиться. За юношу болела душа. Несмотря на то, что был лишь одиннадцатью годами старше юного корнета, Алексей чувствовал отцовскую ответственность