дайте наполнить
миндальничанье с закатом!
Замшелая путь-дорожка, петляя меж междометий,
Выводит к опрятным мыслям о близком.
И тайное станет явным – в грязи,
В этом мире заклятом!
И жаркая жуть прозрений вдруг окаменеет, застрянет
Древнеегипетским обелиском.
И всё же, ненапрасна
Жизнь в искусстве, неостановима!
Сердец хрустальные осколки. Разграбленные настежь судьбы
И правда впроголодь святая;
И алчущие ярких глаз картины Винсента,
И строк моих непреднамеренная схима —
Сплав бережный,
Сплав раскалённый добела!
Ночь слышалась, ночь кончилась.
Мир за окном светает…
Et cetera
«Сочинение поэзии – тоже упражнение в умирании».
Да, в расплавленный воск тишины наряжён
Знойный полдень – Москва под пятой.
Выходи из подполья и лезь на рожон
Дух мой, чудо продлив запятой,
Разбуди, береди, борозди бороной
Измождённую душу, озвучь
Жалким скрипом двери тлен тоски вороной,
Провернув неподатливый ключ.
Мне за волосы вызволить, ввысь подтолкнуть,
Мне к оглохшим слепым – со стихом?!
Взгляд: на кромках домов каплевидная муть —
Высох ливень в проулке глухом.
Зал в потёмках. Подсвечен сюжет за спиной:
Стол, влюблённые, яства горой;
Утро. В голову целится друг записной.
Обронён в травы главный герой…
Скомкан кадр, расплавится фильм. И опять:
Безымянных мгновений купаж.
Близкий зной. Шмель взлетит тишину опылять…
Жизнь за с т и х о т в о р е н ь е отдашь?
Огонь в лицо!
Рациональной подоплёки —
Ищи-свищи, здесь строки-самураи;
Здесь ночь бездомная и колокол далёкий
Звонит, звонит, по капле умирая…
Горит свеча.
И тьма народа обступила —
Поэзию – и губы в кровь, смолчала…
Как дружелюбно по живому водят пилы!
Ободрана, как липка на мочала.
Огонь в лице!
Сквозь неизбывный сброд, сужая
Простор, с ребёнком на руках, мадонна,
Идёт – навстречу славной гибели, чужая —
Всей жизни! И счастливостью бездонна.
Прижато к кремню бытия кресало!
В шагах нехоженых таится эхо, снам сродни.
Высоким ветром небо расчесала
Ночь, растерявшая достопочтенные огни.
Застыли в беге облака. Молчите,
Молчите, строки, совладайте с тишиной камней!
Висок, ударов крови расточитель,
Чуть содрогается. И ластится тоска ко мне.
И ласточка сквозь синеву, и прорва
Желаний в рифму рассказать о чём-то там таком…
Мой белый фронт кромешной чернью прорван!
И крадучись в ночи, поэзия, – живёт тайком.
Я