части. Ну, ты меня понимаешь.
– Ничего ты не подозревал.
– Нет, правда. Как некоторые в первом полку бригады Анкона.
– Иди ты к черту.
Он поднялся и натянул перчатки.
– Обожаю тебя дразнить, малыш. Ты можешь дружить со священником и англичанкой, но в душе такой же, как я.
– Вот уж нет.
– Да. Ты истинный итальянец. Весь горишь, дымишься – а внутри пусто. Ты только изображаешь из себя американца. Мы братья, и мы любим друг друга.
– Веди себя хорошо, пока я здесь.
– Я пришлю мисс Баркли. Тебе лучше с ней без меня. Ты чище и нежнее.
– Иди ты к черту.
– Я пришлю ее. Твою прекрасную холодную богиню. Английскую богиню. Господи, что может мужчина делать с такой женщиной? Только молиться на нее. Для чего еще годится англичанка?
– Ты богохульник и невежественный даго[19].
– Кто я?
– Ты невежественный макаронник.
– Сам ты макаронник. Только холодный как лед.
– Невежественный, тупой. – Я заметил, что последнее слово его задело, и продолжил: – Необразованный. Незрелый. Отупевший от своей незрелости.
– Вот как? Тогда я тебе кое-что скажу про твоих порядочных девушек. Про твоих богинь. Есть лишь одно отличие между порядочной девушкой и женщиной, которую ты берешь. Девушке больно. – Он шлепнул перчатками по изголовью. – И еще неизвестно, понравится ли это девушке.
– Не сердись.
– Я не сержусь. Просто говорю это тебе, малыш, для твоей же пользы. Чтобы оградить тебя от неприятностей.
– Это единственное отличие?
– Да. Но миллионы дураков вроде тебя этого не знают.
– Как хорошо, что ты мне сказал.
– Не будем ссориться, малыш. Я ведь тебя люблю. Но не будь дураком.
– Нет. Я буду таким же мудрым, как ты.
– Не сердись, малыш. Смейся. Пей. А мне пора идти.
– Ты настоящий друг.
– Вот видишь. В душе мы все одинаковы. Братья по оружию. Поцелуемся на прощание.
– Ты слюнявый.
– Нет. Просто я более любящий.
Я почувствовал его дыхание.
– Пока. Скоро я к тебе еще наведаюсь. – Его дыхание отдалилось. – Не буду тебя целовать, если ты не хочешь. Я пришлю твою английскую девушку. Пока, малыш. Коньяк под кроватью. Выздоравливай поскорее.
Он ушел.
Глава одиннадцатая
Когда пришел священник, уже стемнело. Нам принесли суп, потом забрали пустые тарелки, и я лежал, поглядывая то на ряды коек, то в окно на дерево, макушку которого слегка раскачивал вечерний бриз. Он проникал в палату, и по вечерам становилось прохладнее. Мухи сидели на потолке и электрических лампочках, болтавшихся на проводах. Свет включали, только когда приводили гостя или надо было что-то сделать. Наступление темноты сразу после сумерек возвращало в детство, когда меня после раннего ужина укладывали в постель. Между коек прошел вестовой и остановился. Рядом с ним я различил еще один силуэт. Это был священник, маленький, смуглолицый и смущенный.
– Как вы себя чувствуете? –