сказал Гарри и направился к стойке, а адвокат пошел к выходу.
– Что будешь пить, Ал? – спросил меня Гарри.
– Бакарди.
– Два бакарди, Фредди. – Затем разворачивается ко мне и говорит: – Ты чем теперь занимаешься?
– На общественных работах.
– А что именно?
– Роем канавы. Меняем трамвайные рельсы.
– Сколько платят?
– Семь с половиной.
– В неделю?
– А ты думал?
– Тогда на какие шиши ты тут выпиваешь?
– А я и не пил, пока ты сам меня не угостил, – ответил я.
Он придвинулся немного и говорит:
– В рейс со мной сходишь?
– Смотря в какой.
– Можно обсудить.
– Лады.
– Пошли в машину, – сказал он. – Будь здоров, Фредди. – Он часто дышал, как всегда, когда выпьет, и мы вместе с ним прошли мимо того места, где я работал весь день и где мостовая была разрыта. Дошли до угла, где стояла его машина. – Залезай, – говорит.
– Куда едем? – спрашиваю.
– Сам не знаю. По дороге выяснится.
Мы доехали до Уайтхед-стрит, и он не говорил ни слова, а на перекрестке свернул налево, и через центр мы выехали на Уайт-стрит, и по ней к берегу. Гарри все время молчал, и мы свернули на набережную. На бульваре он затормозил и встал возле тротуара.
– Тут какие-то иностранцы хотят зафрахтовать мою лодку на один рейс.
– Так ее же конфисковали?
– Но они-то этого не знают.
– И что за рейс?
– Им нужно переправить на Кубу одного человечка, но на пароход или самолет ему путь заказан. Так мне Жалогуб сказал.
– И что, это возможно?
– Еще бы. После переворота – сплошь да рядом. Ничего особенного. Тьма народу так переправляется.
– А как быть с лодкой?
– Придется выкрасть. Правда, баки там держат сухими, так что моторы сразу не запустишь.
– Как же ты выведешь ее из гавани?
– Да уж как-нибудь выведу.
– А как мы вернемся?
– Это еще надо обмозговать. Если не хочешь со мной, скажи прямо.
– Поеду хоть сейчас, если, конечно, не задаром.
– Слушай, – говорит он. – Ты получаешь семь с половиной долларов в неделю. Дети из школы приходят голодными, а у тебя их трое. У всей твоей семьи животы подводит от голодухи, а я даю тебе шанс рискнуть и немного заработать.
– Ты так и не сказал, сколько именно. За риск полагается платить.
– Сейчас, Ал, сколько ни рискуй, особо не разживешься, – говорит он. – Взять хоть бы меня. Я, бывало, круглый сезон катал народ на рыбную ловлю и получал по тридцать пять долларов в день. И вот в меня стреляют, я остаюсь без руки и без лодки из-за паршивого груза спиртного. Но я тебе так скажу: не бывать тому, чтобы у моих детей подводило животы от голода. Не стану я рыть канавы для правительства за гроши, которых не хватает, чтобы семью прокормить. Да я и рыть-то теперь не могу. Уж не знаю, кто выдумывает законы, но я точно знаю, что нет такого закона, чтоб человек голодал.
– Я бастовал против такой оплаты, – ответил я