мне про гувернантку?
Володя нахмурился:
– Что рассказать?
– Все. У меня не было, только нянька, а потом учительница домашняя приходила.
Володя покачал головой:
– Да нечего рассказывать.
– Ну как нечего? – приставала Нина, – она у вас жила? Вы гулять ходили? Она тебя французскому учила? Ну расскажи!
– Она злая была, – сказал Володя хмуро, – меня не любила. Ей Элька нравилась. Элька всем нравится.
– Придиралась она к тебе?
– Да.
– Вот негодяйка!
Володя, помолчав, продолжил:
– Она с нами чистописанием занималась. Я писать рано научился, в четыре года, наверное, но я писал печатными буквами, а так не умел. Она напишет целую строчку каких-то закорючек и заставит переписывать. У Эльки все эти закорючки ровные, аккуратные, а у меня… напишу – она строчку перечеркнет, говорит – новую пиши… рука знаешь как уставала! Я говорю – не получается, а она – старайся, учись. Гулять ходили? Да, ходили… бегать нельзя, камни брать нельзя. Ничего нельзя! Родителям все время жаловалась. Ну, мама как-то ее не очень слушала, она как раз тогда сама училась, а папа… ты знаешь, как он к учебе и дисциплине относится. Она пожалуется – он не разбирается, сразу говорит – в угол! А как-то раз она все жаловалась-жаловалась, и папа совсем рассердился, взял меня и в комнате темной запер – у нас на Таврической комнатка была маленькая такая, вроде кладовки… а я…
Володя замолчал. Нина сочувственно вздохнула.
– Я темноты боялся, – наконец сказал Володя, – Нина, слушай, я тебе признаюсь: я и сейчас темноты боюсь.
– Кто ж ее не боится, – нашлась Нина, которую темнота не пугала никогда, – все боятся.
– Правда?
– Конечно, – сказала она уверенно, – папа тоже, мне кажется, только не сознается.
Володя покачал головой:
– Мой папа не боится, иначе не запер бы меня. Я плакал, плакал… а потом… не буду рассказывать. Элька смеялась…
– Если я когда-нибудь ее встречу, – задумчиво сказала Нина, – я ей отомщу.
– Кому?
– Твоей гувернантке.
Володя смущенно усмехнулся. Нина серьезно посмотрела на него:
– Ты мне не веришь? Знаешь – вот ты сейчас рассказываешь, а я ее ненавижу.
Она смутилась и отвернулась. Потом повернулась обратно и сказала сердито:
– Потому что я так с тобой подружилась, что мне плохо, когда тебе плохо!
Володя кивнул:
– Я тоже.
– Давай на горку пойдем?
– Нина, поздно уже. Пойдем, может быть, домой?
Нина неохотно согласилась. Вечером она рассказала про Володину гувернантку отцу. Тот перепугался:
– А тебя, боже их сохрани и помилуй, нянька да учительница не обижали?
– Да нет, папа, неужели бы я не сказала? – удивилась Нина.
– Сказала бы, а все равно мне тревожно. Не усну теперь!
– Мне Володю жалко.
Но Арсений Васильевич стал вспоминать няньку и учительницу и про Володю уже не слушал.
Володя дома спросил маму:
– Мамочка,