нам выволочь лодки на песок и отнести рыбу к разделочным столам. Чайки допекали все время, кричали и хлопали крыльями. Освободив лодку от улова и втащив на песок, Стив подошел к отцу. Тот осматривал сети и выговаривал Рафаэлю, что веревки перекручены.
– Па, можно я теперь пойду? – спросил Стив. – Нам с Хэнкером[1] надо к Тому, на урок. (Это была правда.)
– Нет, – отрезал Николен-старший, придирчиво оглядывая невод. – Поможете нам поправить сеть. А потом будешь с матерью и сестрами чистить рыбу.
Сперва Джон силком гонял Стива к старику, считая умение читать признаком зажиточности и положения в поселке. Зато когда Стив полюбил учебу, что произошло не сразу, отец перестал его отпускать, используя запрет как новое оружие в их извечной войне. Джон и Стив сердито зыркали друг на друга: сын чуть выше, отец заметно шире, оба темноволосые, голубоглазые, с квадратными подбородками, с крупными прямыми носами… Джон как бы подначивал Стива: мол, попробуй возрази на людях. Секунду я думал, что Стив не снесет и затеет ссору, которая бог весть еще чем закончится. Однако нет – повернулся и побрел к разделочным столам. Я подождал, пока он немного остынет, и пошел следом.
– Я скажу старику, что ты придешь позже.
– Ладно. – Стив не глядел в мою сторону. – Приду, как освобожусь.
Николен-старший дал мне три окуня в сетке, которую велел вернуть. Я поднялся на обрыв. Почти все дома на второй излучине реки были заброшены. У берега ребятня полоскала белье; чуть выше по течению, возле дома Мариани, женщины пекли хлеб. Вдали от моря было тихо; над спокойной рекой явственно разносился собачий лай.
Я отнес рыбу отцу. Он сразу вскочил из-за машинки – проголодался.
– Славненько, славненько. Одну сейчас пожарю, остальных повешу вялиться.
Я сказал, что иду к старику, отец кивнул и потянул себя за длинный ус:
– Поешь вечером, ладно?
– Лады, – сказал я и пошел.
Старик жил на склоне хребта, закрывавшего долину с юга. Дом едва помещался на крохотном плоском уступе. С его порога был лучший в Онофре обзор. Когда я пришел, дом – деревянный ящик в четыре комнаты с отличным окном спереди – был пуст. Я осторожно пересек свалку во дворе: рамки для сот, мотки телефонного провода, солнечные часы, резиновые покрышки, бочки для сбора дождевой воды с брезентовыми раструбами наверху, разобранные движки, сломанные моторы, ходики, газовые плиты, железные клети со всякой всячиной, большие куски битого стекла, крысоловки, которые старик постоянно переставляет – в общем, под ноги надо смотреть постоянно. Рафаэль такие штуки чинит или разбирает на запчасти, но у Тома во дворе они только предлог для разговора. Зачем к козлам для пилки дров приделан автомобильный мотор, и вообще, как старик втащил его на гору? Этого Том и хотел – чтобы мы спрашивали.
Я прошел по размытой тропке дальше вдоль гребня. Южнее к морю спускались лесистые отроги – один, другой, третий, и так до самого Пендлтона. Возле вершины тропка сворачивала к югу, в расселину, такую узкую, что летом ручей на ее дне пересыхал. Под