к ним семейные реликвии в обмен на тухлые яйца и черный брусок мыла.
Этим мылом можно было разве что забивать гвозди, а торговцы запрашивали золотые сервизы только за «прогон» вагона по железнодорожным путям. «Чтобы риски были оправданными».
Как выражались мятежники в заметках, тщательно оберегаемых отчимом от сырости, «Император прикрыл угольную лавочку, и собаки пошли на телогрейки».
Мальчик не мог вообразить, как надо ожесточиться, что порезать того, кто служит вернее всех вместе взятых сторожей.
Когда-то в убежище была собака. Он помнил, как она лизала ему щеку.
Издохла… Но то непродолжительное существование, отпущенное судьбой дарило ребенку минуты блаженной радости.
Отец цитировал ему быт имперцев. Их грубоватая речь, отсутствие манер, чопорность – не чета сказкам и легендам, но с помощью отчима он научился чувствовать мысли этих людей, и они оказались не такими и холодными, как-то казалось с первой.
«Под льдинами нередко кроются теплые пещеры» – запомнил он цитату без подписи.
Ворох занесенного с океана тряпья осадило воронье, выклевывая ошметки мяса. Где—то недавно потерпел крушение корабль.
Он осмотрел зеленоватую сыпь на воде. Вскруживший ее водоворот рассосался, достигнув поверхности. «Подводный вихрь!»
Они не хило подолбили убежище. Отчим простукивал стены на следы бреши, когда датчики активности на панелях чересчур моргали. Из—за вихрей полно пароходов не добрались до убежищ. Отдалённость от берегов – как средство от незваных гостей, сыграло злую шутку, когда понадобились убежища.
У отмели сбежалась собачья стая. Заблаговременно увидев животных, мальчик спрятался за камнями.
По маске били брызги от луж. Произвол океана, считавшийся исключительно с ветром, пугал его. Могучие волны омывали песок, оставляя токсичный след. Собаки отпрыгивали, поскуливая, когда желчь касалась их лап, разъедая шерсть, но продолжали искать добычу.
Засидевшись под изрезанным трещинами камнем, он позабыл о фильтрах и надышался паров.
Заброшенность, опустошенность и мерклый свет сжимали ему горло. От страха настукивало сердце, и он задыхался в потном противогазе.
Мимо проскользили тени псов.
Голод манил их, но они сторонились мальчика. Или же их отпугивали пузыри, выныривающие из земли.
Сорвав маску он как исступленный раскачивался, проглатывая токсичный пар.
Вожак стаи, навострив уши, выжидал.
Слюна капала с пасти, впитываясь в песок.
Он учуял или его или оброненные бобы, угодившие в лужу. Сварившись, от неё шел сладкий запах, дразнящий ноздри.
Мальчик старался упаковать рассыпанное обратно. Он затягивал мешок и клал на него склянки.
Интоксикация лишила его всякой последовательности.
Он утерял таблетки, и, когда перемахивал к другой стороне камня, то подмочил и фильтры.
Такова судьба неподготовленного человека.
Но мир