И ты не думай ничего серьезного!
– Я? Я совершенно ничего не думаю, мама́! – откровенно сообщает Натали.
– Я получила такие сведения о нем!.. Я, конечно, тебе ничего не говорила, тебе незачем это знать! Этому не бывать, зачем он пришел, – слышишь ты? – еще тверже и определеннее решает мать.
– Что ему сказать, мама́á? Что вы больны и не можете принять? – соображает и подсказывает матери дочь.
Но матери унизительными кажутся увертки; она хочет прямых путей.
– Отчего же я не могу его принять? Я вполне могу принять его здесь… – говорит она даже несколько надменно, пожалуй. И обращается к странницам: – Вот что, матушки! Пройдите-ка сюда, в эту дверь, в мою моленную, а потом… Натали! Проведи их на кухню!..
Странницы встают. Натали выводит их из спальни и через некоторое время возвращается, когда Наталья Ивановна перед ручным зеркальцем приводит в порядок свою прическу под вычурным чепчиком и одеяло, которое располагает красивыми складками.
– Что сказать Пушкину, мамáа́? – спрашивает Натали.
Наталья Ивановна отвечает недовольно, но решительно:
– А что же сказать? Проси его сюда!
И Натали уходит приглашать Пушкина для беседы с матерью, заранее зная, что это будет за беседа.
Между тем в столовой, где так не по себе Пушкину, он говорит, чтобы только не молчать мучительно:
– Да, зима в Москве это – время болезней. А болезни сначала бывают несерьезными, а потом уже… Ведь даже и чума, которую я видел в Турции…
– Ну, у мамы, конечно… – живо перебивает Александра.
– Не чума, вы хотите сказать? Я в этом не сомневаюсь, боже мой! Так разве что небольшая лихорадка?
Катерине Алексеевне лестно поговорить с известным сочинителем, и она объясняет:
– Просто зубы болят у Натальи Ивановны… Зубная боль, потому-то она и приказала привести ей странниц.
Екатерине Николаевне кажется неприличным упоминать о странницах.
– Не потому, конечно! – говорит она, взглядывая на Катерину Алексеевну изумленно.
Но Пушкина это несколько оживляет. Он веселеет. Он замечает:
– Нет, отчего же! Странницы – это хорошее средство от зубов. Я сам, даже не страдающий зубами, все-таки люблю слушать этих бродячих старух… и стариков тоже.
Но старшая из сестер Гончаровых блюдет в доме то, что принято считать хорошим тоном.
– Так вы не хотите кофе, г-н Пушкин? – спрашивает она. – Тогда, Катерина Алексеевна, нужно, чтобы убрали тут все!
Екатерина Алексеевна уходит, захватив с собой кофейник и сливочник. Потом входит горничная с большим подносом и забирает чашки и прочее. Входит Натали из спальни матери и говорит, краснея:
– Г-н Пушкин, мамáа́ просит вас к себе… Она извиняется, что не может выйти сюда.
При этом Натали поспешно отворяет дверь в спальню и пропускает туда Пушкина, сама оставаясь в столовой, которая по уходе Пушкина постепенно пустеет.
Пушкин, войдя в спальню, делает от дверей почтительный поклон.
– Здравствуйте,