что вы такой хороший – si bon, – хитро и как-то соблазнительно улыбаясь, произнесла Доротея. – А если переставить слоги – то как раз получится Bonsi.
– А почему бы не звать меня просто по имени? – поинтересовался Кристоф, которому не очень понравилась затея звать его по кличке, как собаку.
– Потому что вы для всех – Кристоф, Кристхен, Христофор Андреевич… А для меня вы будете Bonsi. Только для меня, ни для кого больше, – она обняла его в ответ с сильно колотящимся, непонятно от чего, сердцем.
Он смотрел на неё немного затуманенными глазами. Перед ним была вовсе не юная угловатая девица с веснушками на щеках, а Единственная, которую он был согласен любить до скончания дней своих. В её зелёных глазах уже читалось некое обещание… Обнимая её, он почувствовал свою власть над ней, над её судьбой, телом, душой и жизнью – сладостное, странно-греховное чувство, какое он не испытывал в объятьях тех, с кем делил постель до недавних пор. Тем он был ничем не обязан, как и они ему. Даже их лиц не всегда мог вспомнить. А вот эта Доротея фон Бенкендорф, его будущая жена, скоро перейдёт в его полную и нераздельную собственность. И разделит с ним жизнь, из которой ещё неизвестно что выйдет – граф Ливен не думал, что в нынешнее время сможет удержать своё высокое положение навсегда, опалы и немилости случались ежедневно. Наверное, это чувство, неотделимое от чувства наслаждения властью и обладания некоей драгоценной собственностью, и есть та самая любовь, о которой все столько твердили, – решил Кристоф и вымолвил по-немецки:
– Я люблю вас, Доротея. И буду любить вас вечно.
Потом наклонился и поцеловал её – так быстро и жадно, что у неё аж губы заболели. “Вот это и значит целоваться по-настоящему”, – промелькнуло у неё в голове.
– Я тоже вас люблю, – призналась она несколько испуганно, сама не разобравшись, что же ощущает к жениху. – Bonsi.
…Теперь она ждала 12 февраля 1800 года с большим нетерпением, предвкушая будущую семейную жизнь.
К удивлению Дотти, её брат Алекс без энтузиазма воспринял идею ее брака с Ливеном. Более того, на назначенную дату свадьбы – 12 февраля – он не будет в Петербурге: его отправляют с поручением в Мекленбург. Дотти была слегка расстроена тем, что Алекс не увидит ее перед алтарем, выразила ему это, но он только пожал плечами и произнес:
– Ливен, конечно, получше Аракчеева, но тебе лучше вообще не выходить замуж.
– Ты сам прекрасно знаешь, что это невозможно.
Алекс был очень похож на свою сестру, так, что, если бы не разница в возрасте, их можно было бы принять за близнецов. Одинаковый цвет волос – светло-русый с рыжеватым отливом, одинаковые зелёные глаза того чистого цвета, без примесей серого или карего оттенков, который нечасто встречается у людей, а только у диких животных, некоторая худощавость, не слишком украшавшая Дотти, но придававшая Алексу определённую изящность и мужественность, столь ценимую дамами, высокий рост, длинные пальцы и тонкие, острые черты лица. Несхоже