Вы свиней едите, или свиньи вас поели? Их тут – жизней-то животных – стада ходят по улицам, никто их не запирает. Коровы, козы, гуси, курицы – все на улице, и того и гляди, не туда наступишь. Пахнет, конечно, тоже по-настоящему. Благо, дожди тут часто бывают, да так, что вся земля словно заново рождается.
Вы простите, это эмоции у меня просочились. Ими-то делу не поможешь, да и от повествования в сторону отошёл. Так, значит, за месяцы за эти наслушался я и насмотрелся соседской жизни. И что же? А вот что. Что в коте Кысане, что в соседях, что в себе – увидел я одну и ту же загвоздочку. Пригвоздилась она в нас откуда-то: несвободны мы в своем жизне-существовании!
Это я, значит, к старой теме вернулся. «Только ведь о ней говорил. Неужто больше нечего», – спросите. Да вот что я углядел ещё важное, как мне кажется. «Шерше ля фам» – как говорят наши соседи по планете… «И это было», – скажите. И все же ещё, видно, надобно говорить и говорить об этом, направляя внимание на осознание этой стороны жизни. Терпение, друзья мои! Терпение!
Рана сия велика есть.
Покосить траву я хотел еще перед уходом. Бурьян-то высокий уже стоял, хотя он мне и нравился (дикий сад, знаете ли, такой), но овощи и фрукты, упавшие в нем, находить становилось все труднее и труднее. Я и решил травку подрезать.
Взял у соседа косу и вперёд. А к тем же дням как раз смоковница первые спелые смоквы стала показывать. «Белый инжир» его хозяйка называла. Это такой сорт инжира, который, когда поспевает, снаружи слегка желтеет, то есть, жёлто-зелёный он вообще-то, а внутри у него всё в ворсинках толстеньких, и по форме и по цвету – ну точно как малюсенькие раки (правда, получаются… варёные) – от розового до кроваво-красного цвета.
И вот спелые-то они, какая раскрывается как цветок алый трилистником, или в четыре лепестка, как руно, а какая только приоткроется-надтреснет – так и созревает. Красиво! Да только когда на душе не лады, разное выдумывать начинаешь. Вот и я.
Смотрю на эти плоды, а они мне кажутся будто кровожадные звери пасти пооткрывали. Знаете, в фильмах ужасов такие пасти еще иногда показывают – внутри всё в зубах и красно от крови-то! Плотоядная! Эка жуть! Вот, – думаю, – мне сейчас уходить, а эта меня соблазняет! (Интуитивно чувствуя, что вся эта история как-то связана с пищей, для того, чтобы легче было уйти и воспринять всё, что меня там ожидает, с прошлого вечера я ничего не ел и не собирался.) Ну точно – греческая смоковница! (Хозяйка-то дома этого и сада гречанка по корням, и раньше много в этих местах греков жило). Это значит – аскет я, а тут плоть плотью привязывает, словно похоть к женщине… (У нее еще ветви удивительно гибкие! Никогда таких деревьев не встречал еще. Нет сомнения – оно женского начала).
Это у меня в уме такие образы всплывать начали. А в простоте-то своей мне ж их просто покушать хотелось, потому как вкусные они и полезные, как всякий фрукт. Кроме того, впервые в жизни я с ними встретился. Вот и скушал