Именно туда, – нехотя отвечал Маркус, засовывая кожаный жилет в сумку. – Меня сегодня снова перепутали с твоим сыном.
– Это неудивительно. Ты ведь он и есть.
– Если ты оприходовал мою мать, а потом забрал от нее и привез сюда – это не значит, что ты мой отец, – этот диалог повторялся из раза в раз, когда Маркус возвращался в дом, поэтому уходить в него глубже он не стал.
– Ты ошибаешься. По факту это и означает, что я твой отец, – спокойно ответил Зигмунд. Маркус тяжело вздохнул, закинул сумку на плечо и повернулся, взглянув на человека в проеме.
Зигмунд выглядел как всегда презентабельно – на случай, если кто-то без приглашения придет к нему в дом. Коричневый костюм с белой рубахой и такой же коричневый жилет с маленьким кармашком для часов на цепочке. Его короткая и ухоженная седая борода плавно переходила в бакенбарды, а за ними и в уложенные седые волосы. В правой руке он держал деревянную трубку с тлеющими внутри травами, а левую опустил в карман брюк. На его верхней губе из-под усов выглядывал набухший волдырь, от вида которого Маркуса начало воротить.
– Все, я ухожу, – сказал он, закидывая сумку за плечи и одновременно пробираясь мимо Зигмунда в проеме.
– Тебе следует заглянуть в бордель и сбавить пар перед отправкой. Ты слишком раздражен.
Маркус подошел к выходу и начал нервно отпирать первый замок, не обращая внимания на слова человека позади него. «И за каким, спрашивается, хреном, я их закрывал?» – с недовольством подумал он.
– Я бывал в Крёнгарде, – начал Зигмунд и пригубил трубку.
– Да где ты только не бывал, – пробубнил себе под нос Маркус, всовывая последний ключ.
– Постарайся слиться с толпой и прикинуться новым послушником. Тогда сможешь с легкостью пробраться к пирамиде.
– Прекрасный совет, Зигмунд, – второпях надевая гражданские сапоги, ответил он, – я-то хотел перерезать там всех, а потом чьей-нибудь головой в двери постучаться.
– Язвить ты так и не научился. Хорошо, что, хотя бы, логику от меня унаследовал, – Маркус зашнуровал второй сапог, закинул на плечо сумку, схватился за дверную ручку и, шагнув за порог, захлопнул дверь. От удара висевший на стене портрет Зигмунда в обнимку с сыном сорвался с единственного гвоздя, и упал на ковер, сотканный из шкуры вымершего морского медведя. – Но характер от матери, – добавил он и зашелся тяжелым кашлем.
Стремительным шагом сержант пересек улицу первых фонарей по уже почти полностью растаявшему льду и попал на площадь, где вовсю кипели работы по восстановлению. Дюжины мужчин бок о бок с женщинами возили телегами камни и цемент, заново выстраивая стены домов по периметру площади. Некоторым удалось сохранить жилой вид и практически не измениться после землетрясения, не считая небольшого скоса всех крыш к югу. Но остальные здания лежали в руинах, похоронив под собой жильцов. Еще несколько