Мы стояли некоторое время молча, поглядывая друг на друга и улыбаясь. Потом я протиснулась в гостиную, стараясь не задеть Хенрика грудью.
Потом было немножко грустно: я вручила подарки, мы обнимались, желали друг другу благополучно доехать до дому. И с отъездом чехов стало как-то пусто, и не хотелось оставаться больше в доме, и в два часа мы поехали в ресторан, и Урсула присоединилась к нам.
В ресторане, у греков, было тихо и прохладно: немногочисленные гости и фоном – греческая музыка, ненавязчиво. Мы долго сидели, ожидая еду, но ведь нам и некуда было торопиться. И день больше не обещал никаких событий, как и вся неделя была без событий, и для меня – все больше в молчании…
Паула заказала рыбу, а Хенрик и Урсула – по стейку.
– Ты не ешь рыбу? – спросил Хенрик.
– Нет, – покачала я головой, – я сама «рыба», по гороскопу, – и все засмеялись моей шутке. Я заказала себе греческий салат и картофельную запеканку.
В гороскопе было написано, что у «рыб» слабые ступни. «Хорошо, что у нас вообще есть ноги, – подумала я тогда, – хотя бы такие».
За обедом Паула предложила прогуляться вдоль местной реки: недалеко от ресторана было подобие променада и он заканчивался каменной лестницей, которая была выдолблена в скале. Поднявшись по лестнице, мы оказывались на большой площадке, и там – довольно известная церковь.
Там былая чудесная акустика – это единственное, что мне сразу пришло в голову. Паула рассказывала о церкви, как рассказывают архитекторы и гиды, я выпадала из разговора, потому что его вели на английском.
Да, это был прекрасный храм с очень чистой акустикой и нежной, материнской атмосферой. Храм Девы Марии. Я была глубоко в своих чувствах, разговор шел мимо меня. И, если мы хотели посмотреть церковь, почему нужно было идти непременно через весь променад и подниматься по крутой лестнице, когда был более простой и короткий путь?
Принесли, наконец, наши блюда. Грек подмигнул мне, но я не поняла, что это значило… Может быть, ему понравилось, что я заказала греческий салат, а не стейк. В любом случае, я видела: Хенрик заметил знак грека, – кажется, от его взгляда вообще ничего не ускользало.
«Вот сейчас между нами только стол, – подумала я, – а завтра, Хенрик, между нами будет целая пропасть».
К церкви мы пошли все-таки дальним путем. Променад был пуст, берега реки были усеяны мелкими кустами, а течение размеренно-медленное. У реки было прохладнее. И мы шли очень медленно. С тихой покорностью я ожидала минуты, когда мы окажемся у каменной лестницы, куда вела нас Паула, которая знала, как быстро я устаю и как боюсь высоты.
Паула с Хенриком шли впереди, я замыкала процессию. Так было удобнее, я могла выбрать свою скорость, а поднимаясь по лестнице на скалу, могла б делать перерыв. Хенрик ни разу не обернулся назад, и на меня нашло отчаяние: почему я всегда такая незаметная, почему меня никто не видит и не слышит…
«И бледный монах не молится в тиши монастыря, все мысли его не о Боге,