с некоторым раздражением.
Шовелен, давно ожидавший того момента, когда Маргарита останется одна, после нетерпеливого «войдите» быстро и тихо проскользнул в ложу и в следующий миг уже стоял за ее стулом.
– Одно слово, гражданка, – спокойно сказал он. Маргарита быстро и с непритворной тревогой обернулась.
– Боже, сударь, как вы меня напугали! – сказала она с насильственным смешком. – Ваше присутствие здесь немыслимо Я хочу слушать Глюка и не желаю ни о чем говорить.
– Но у меня не будет другой возможности, – возразил он все так же тихо и, не дожидаясь разрешения, придвинул стул настолько близко, что мог шептать ей прямо в ухо, не мешая публике и оставаясь невидимым в темной глубине ложи.
– У меня не будет другой возможности, – повторил он, вновь не удостоившись ответа. – Леди Блейкни всегда столь окружена вниманием, столь лелеема своим двором, что у доброго старого друга так мало шансов.
– Но, сударь, вы, может быть, все-таки найдете другую возможность. После оперы я собираюсь на бал к лорду Гренвилю, уж, верно, и вы там будете. Там я, пожалуй, смогла бы вам уделить минут пять…
– Три минуты с глазу на глаз в этой ложе меня больше устраивают, – мягко прервал он. – И я надеюсь, что у вас все-таки хватит мудрости выслушать меня, гражданка Сен-Жюст.
Маргарита инстинктивно вздрогнула. Шовелен взял щепотку табака. Он говорил шепотом, в его водянистых лисьих глазах, в его движениях был какой-то намек, тень еще не разгаданной опасности, что-то, от чего кровь стыла в жилах.
– Это угроза, гражданин? – спросила она наконец.
– Нет, прекрасная леди, нет. Это стрела, но она пущена в воздух. Ваш брат Сен-Жюст в опасности.
На красивом лице не дрогнул ни один мускул. Хотя Шовелен мог видеть лишь ее профиль, поскольку Маргарита не отрывала глаз от сцены, он был наблюдательным и заметил неожиданный холод в глазах, окаменевший рот и напряженную скованность во всей грациозной фигуре.
– Ах, вот как, – сказала она с наигранным весельем. – В таком случае, я думаю, что вам лучше оставить все эти ваши интриганские выдумки, пойти к себе и дать мне наконец возможность послушать музыку.
И она стала нервно постукивать рукой по барьеру ложи. Селина Сторейс в этот момент исполняла «che faro»[5], и весь театр замер, прикованный восторженными глазами к губам примадонны. Шовелен сидел не двигаясь и спокойно смотрел на нервную маленькую руку, которая одна только свидетельствовала о том, что стрела попала в цель.
– Итак? – неожиданно резко и все с той же откровенной безучастностью спросила она.
– Итак, гражданка? – вежливо подхватил он.
– Что мой брат?
– У меня есть для вас новости о нем, которые, как мне кажется, будут вам интересны. Но позвольте мне прежде кое-что объяснить. Не возражаете?
Вопрос был излишним, он и так уже чувствовал, что, несмотря на гордо вскинутую голову, каждый ее нерв натянут в мучительном ожидании