дрессировки сначала опытными наставниками, а последние годы – реальной опасностью. Нет, ощущение себя натянутой жилой уже давно стало составной частью души, и мне вовсе не улыбалось отрывать от себя эту часть самого себя. Проблема была в другом: в самых потаённых глубинах души мне всегда хотелось попробовать пожить, как нормальные люди. Те, у кого нет гипертрофированного чувства долга, кто не привык постоянно быть настороже и убивать, как дышать. Так жило большинство, ради которого я, собственно, и жил, ради которого терпел лишения, рисковал, убивал. Моя задача была – уберечь моих соотечественников от любого проявления врага, но в чём была задача этих самых соотечественников, я просто не знал. Вернее, не так. Теоретически, по рассказам обывателей и сослуживцев, я имел некоторую картину жизни в Империи, знал мотивы различных категорий людей, слышал о семейном счастье, радости отцовства и материнства, радости заниматься любимым делом, создавать шедевры; строить дома и возводить города. При этом я не был и наивным юнцом, зная о подлости и коварстве людей, о том, что они стараются улучшить своё положение за счёт соотечественников. Знал о грызне за власть влиятельнейших родов Империи, о преступности в больших городах. Но обо всём об этом я только знал. Жизненный опыт ясно говорил: только знать мало, нужно ещё и прочувствовать, познать на своей собственной шкуре – чтобы понимать. Так, рядовому обывателю сложно оценить образ жизни пограничника и воина вообще, даже если он смутно знает кое-что о нём.
Я был от природы человеком чрезвычайно любознательным и сообразительным, поэтому меня буквально тянуло к новому, хотелось что-то сделать в жизни кроме профессионального убийства врагов империи. Я также не брезговал брать на себя ответственность в критических ситуациях, находя в решении нестандартных вопросов подлинное душевное удовлетворение. Но единственное, в чём мне реально удавалось постоянно совершенствоваться и полностью проявлять себя, был мечный бой. И я с подлинным упоением погружался в него с головой, отдавал ему всё свободное время, буквально выматывал инструкторов, не говоря уже о боевых товарищах.
Я мог работать с любым количеством противников, с любыми мечами, причём как в паре, так и единичными; имел навыки работы другими видами оружия, но изучал их исключительно с точки зрения противодействия им своим любимым мечом. Поэтому слыл среди своих подлинным мастером боя, даже инструкторы часто расписывались в полной беспомощности противостоять мне. Но мечный бой – не единственное, к чему я испытывал тягу в жизни; мне ещё предстояло многое понять, прочувствовать и усвоить. И этот дарованный Императором отпуск я намеревался провести в глубоких медитациях, обдумывая прожитую жизнь и строя реальный план своего будущего. Именно это было реальной целью моего отпуска и моего уединения, охота и одиночество были лишь одними из условий эффективного самопознания. Я искренне надеялся, что в этом спокойном созерцании найду смысл жизни, ту вожделенную отдушину,