кружились между проскениями, перед обагренными кровью декорациями потемнелого фасада, танцуя как осенний ветер с пожухлой листвой. Обнаженные гетеры на крохотном орхестре перебирали струны кифары, вводя в повествование музыку смерти – драма и трагедия переплелись в единое целое. Подшаг. Атака. Уклон. Потерявший свой клинок, Гай бился голыми руками, наступая, уклоняясь, близясь.
Люди-без-глаз поднялись. Аплодисменты! Вошедший в раж Нечестивец ударил Гая по колену. Боль. Неужели и здесь ее чувствуешь? Гай рванулся. Он и не заметил, как получил очередной удар, прервавший его жалкую попытку совладать с противником.
Нечестивец поднял Бьющий-Больно в последнем замахе.
Череда смутных и неясных событий, – предостережений ли?.. пророчеств?.. – хлынула буйным потоком по стрежню сознания, и картина менялась с ошеломительной скоростью. Его длинную ленту срезал нож мысли, и очертания, тени, силуэты обрели форму; замерцали огни городов, которые Гай видел когда-либо, знакомые лица его коллег и конкурентов. У них были глаза! Они видели истину! Но Нечестивец продолжал преследование. Он не повел и усом, когда его рука вознесла деревяшку к небу, а затем с мощью железной булавы и со скоростью знойного вихря опустила ее на череп магистра оффиций2.
Проснувшись, он обнаружил себя лежащим в уютной спальне. Сцевола не залился холодным потом. Не закричал в ужасе. Просто разомкнул глаза, уставившись на хлипкие контуры потухшей восковой свечи на одинокой тарелочке. Прогоняя кошмар, тряхнул головой. За окном особняка хлестал дождь, погружая комнату в полумрак и вселяя в душу сонное умиротворение.
Кап-кап-кап. Подоконник трепетал под натиском стихии. Кап-кап-кап.
«Еще рано», подумал Сцевола. «Но они придут. Вот увидишь, они всегда откликаются на зов». Он зажег свечу, вкрадчивыми пальцами света оттолкнувшую темень в симметричные углы комнаты. На бронзовом треножнике стоял кувшин с вином и фарфоровая кружка – магистр налил вино, и приблизившись к окну, поднес кружку к губам. Гладкое стекло изрезали капли. Он отпил. Терпкий вкус хереса осел на языке. Ливень рокотал, бросаясь на черепичную кровлю, и Сцевола видел, как вода в спящем фонтане поднялась выше ограждений и перелилась наружу, надвигаясь на сланцевую брусчатку.
«Шкатулка вот-вот заиграет. Она всегда играет, когда настроена».
В запасе есть час или два – повезло, что не проспал. В городском шуме если засыпаешь, редко просыпаешься вовремя. Неурядицы на службе, бумаги, указы, эдикты – всему этому магистр отдает себя в жертву, не оставляя на личную жизнь и свободной минутки, Сцевола не понаслышке знал, каково пробираться через тернии, проходя огонь, воду, ветер и песок… ему осталось пройти земную твердь, и тогда кто может усомниться, что его карьера удалась, а слава завоевана потом и кровью?
Слава… карьера… для кого-то это планомерное движение вверх. У обычных людей они ассоциируются с лестницей, но лестницы