незримое напряжение. Выражалось оно в нежелании обсуждать с ними общие дела, словно это было ей давно не интересно.
Когда в начале мая Даше исполнилось двадцать три года, она, без энтузиазма отпраздновав свой день рождения, окончательно поняла, что ждать дольше не сможет. Последней каплей стал подслушанный в хлебном магазине разговор местных кумушек. За спиной, в очереди, краем уха она выхватила обидное слово «порченая». Так в городке называли одиноких девушек или женщин, которые держались в стороне, ни с кем не водили дружбу, замуж не выходили. Почему-то здесь считалось, что нужно обязательно хоть какое-то время жить вместе с мужчиной, пусть даже агрессивным алкоголиком, и заботиться о нем, полностью испив чашу собственного горя до дна. В противном случае женщину осуждали, считая её слишком разборчивой. Для Даши такая перспектива казалась кошмарной. Любые отношения, унижающие женское достоинство, виделись ей грязными и порочными. Она не собиралась приносить себя в жертву общепринятому мнению.
В этот же вечер, за ужином, Даша очень спокойно, почти бесстрастно, сообщила родителям о своём решении уволиться с завода и сдавать экзамены в институт экономики и права. Впервые за долгое время кажущегося спокойствия в семье Журавлёвых состоялся крайне бурный разговор. Отец недовольно ворчал, что дочь не знает, чего хочет, потому что у неё есть всё – дом, работа, образование. Мама ему слабо возражала, утверждая, что Даша одинока, ей срочно надо замуж, образование и работа здесь ни при чем. Даша возбуждённо фыркала и спрашивала, уж не на аркане ли мать притащит ей жениха? На это отец отвечал, что дочь и сама могла бы побеспокоиться о себе, а не сидеть над глупыми книгами, что она вбила себе в голову бог знает что, мечтает чёрт знает о чем, стала совсем странная, не от мира сего. Даша резко ответила ему, что он сам её этому научил. Отец обиженно замолчал и задумался.
Мишка смотрел на них, сидя в углу на табуретке, грыз пряник с повидлом и настороженно удивлялся, не понимая, радоваться происходящему или, на всякий случай, зареветь. Впервые при нём взрослые так громко разговаривали, энергично размахивая руками. Уходить из кухни он не собирался, ему было интересно.
В конце концов, отец махнул рукой:
– Уезжай!
– Как уезжай?! – мама горой поднялась из-за стола и посмотрела на мужа широко открытыми глазами, – Вася, да куда она поедет-то?!
– Всё, Муся, разговор закончен, хочет – пусть едет, – он добавил в сердцах нечто крепкое, матерное и ушёл в спальню, громко хлопнув дверью.
Мать отправилась за ним и не вернулась. Даша, подождав некоторое время, покормила брата, повела его спать, прочитала сказку про трёх поросят.
Когда она выходила из спальни, Мишка вдруг ее позвал – осторожно, словно проверял, откликнется или нет:
– Даша!
– Что?
– Ты уедешь?
Она вернулась к нему, села на кровать, погладила по светлым, как у матери, волосам, поправила одеяло.
– Уеду, мой хороший.
– А ты будешь ко мне приезжать?
– Обязательно!
– Хорошо, тогда уезжай, –