Её подмывало вверх, вверх, всё ближе к дыре с разодранными краями, что зияла в потолке, и были уже видны звёзды на небе, и жуть исходила от них, и она упиралась руками и ногами, чтобы не «втянула» её эта дыра, эта гибельная воронка… Но могильный сквозняк подхватывал её невесомое тело, как бумажку, и тишина пустого пространства наваливалась на неё страшной безликой тяжестью, разрывала её, и лопались, лопались радужные электрические кольца…
Охранник, совершавший обход «кладовок» Департамента – так на профессиональном жаргоне назывались «помещения для предварительной изоляции», – щёлкнул замком и пытался открыть дверь в «кладовку», она открывалась вовнутрь. Однако прямо под дверью лежал не то мешок, не то человек. Охранник испугался. Дверь не подавалась вперёд. Глянув в оконце, он смог увидеть только руку, откинутую ладонью вверх с безжизненными полусогнутыми пальцами.
– Этого мне ещё не хватало, – пробормотал он с досадой и страхом. Он решил было, что заключённая под номером семь «сковырнулась», то есть покончила с собой или умерла. Он должен был бы «посматривать» за нею в течение ночи, для этого в каждой камере был незаметно вмонтирован «видеоглаз», который позволял, не выходя из дежурки, видеть всё, что творится в каждой из тридцати «кладовок», имевшихся в «погребе», то есть (на жаргоне) в подземном узилище. Однако дежуривший в эту ночь охранник – как, впрочем, и другие его коллеги – часто пренебрегал этой обязанностью. Он вообще провёл ночь в других заботах, скучно ведь сидеть одному, как истукану, когда тебе двадцать пять…
В конце концов, он, сдвинув тело дверью, протиснулся в камеру. И увидел девушку, лежащую в неестественной позе: ноги согнуты в коленях и «нараскоряку», ступни вывернуты, глаза полуоткрыты, но совершенно неживые, на губах запеклась слюна, смешанная с кровью искусанных губ – видно, как она стекала с уголка рта, голова запрокинута, волосы размётаны по полу – словом, всё говорило о том, что заключённая отдала душу, что она, видимо, колотилась в дверь, но никто её не услышал.
Страх от неожиданности сменился страхом вины. Он резко присел к её «раскиданному» телу, стал щупать пульс, приложил ухо к груди. Он быстро понял, что она жива, дышит, тёплая. Камень свалился с его плеч, он вздохнул. Потом уже спокойно оглядел её с головы до ног. Она произвела на него впечатление… Однако он, опомнившись, хотя и с засевшим в затылке дурным чувством, подхватил её под мышки, и поволок на нары-кровать. Она была без сознания. Сначала положив её плечи и голову, он потом, взяв в кольцо её колени, взвалил на хорошо и мягко выстланное «лежбище» «всё остальное». Она слабо застонала. Он стал трясти её за подбородок. Её зрачки закатились под веки. Ему стало не по себе. Он снова припал ухом к её груди. «Глушители будь здоров», – подумал он про себя, с трудом улавливая дыхание и стук сердца под высокой грудью Лоэн. «Чёрт побери, что же делать?» – размышлял он, поднявшись на ноги и смотря на неё сверху