с мамой. Правда, он служил ей, ловил каждый выдох её – как мог, ухаживал за ней, помогал, и даже просил, чтобы она позволяла ему стирать в ручье её платья, которые она носила на голое тело. Эта «игра», эта дружба, как видела вся родня и «родители» Джеральда, до странности увлекала Айне. Она чувствовала себя в компании этого «малыша» легко, и даже вдохновенно, ей казалось, что любая её прихоть найдёт камертон в душе Жеа-Джеральда. Он был ей как лучшая подруга, любимая сестрёнка и жених одновременно. К их «неразрывности» туземцы относились почему-то не просто хорошо, но даже интимно-покровительственно. У них существовало такое понятие – Айне потом рассказывала Джеральду – как «инстинкт-по-матери», или «инстинкт-по-природе», или «инстинкт родства» вообще. В «цивилизованном мире» сказали бы проще – чувство родства или потребности друг в друге, но это – очень огрублено и неполно. По туземным верованиям это было не «чувство», скорее, а некая «третья сила», «стягивающая» самых разных людей по своему произволу, не обязательно родственников, а часто – очень разных, не похожих людей…
Одно излучение шло от Айне и Джеральда, они преображались, когда встречались. Туземная родня полагала, что «третья сила» подала их девочке благую весть, поэтому она слегка не в себе. А очень скоро после того, как они признались друг к другу в любви, туземцы вообще взяли Жеа в оборот – в плане «мужского воспитания». Как и все туземные мальчики, он проходил «военную школу», из которой выходили сильные, умеющие постоять за себя и других молодые люди. Жеа попал в эту «школу», потому что он был с Айне, его не считали «посторонним». В доме Джеральда она тоже была, как дочь и как его сестра.
Айне обвела себя чертой, через которую, до поры до времени, Джеральд не мог переступить. Она словно бы ждала, пока разгорится огонь, а он, взрослея, всё больше сгорал от любви к ней, от прикосновений к ней, от мечты о ней. Любивший читать, он искал в романах какую-нибудь «похожую историю любви», но не находил, и впадал в отчаяние, что любовь его – невозможна. И что Айне однажды забудет про него. Одна эта мысль ввергала его в такую любовную тоску, что он плакал по ночам. Но всякий раз Айне снова ласково улыбалась ему, врачуя его сердце. И тогда Джеральду начинало казаться, что ему, наверное, выпало одному такое счастье во всём мире, и ему становилось холодно-радостно от осознания этой истины.
Вообще, большую часть времени они, конечно, жили в разлуке, которая ему была невыносима, и он спасал себя тем, что «воображал» Айне, когда её не было рядом. Он научился «вызывать» образ Айне, или её дух. Он бредил ею. И однажды, когда он сильно заболел и лежал ночью в ознобе, в горячке, он стал «звать» её, воображать. И она – «пришла».
Он ощутил это наяву. Прикосновение холодной, только что с зимнего холода руки к своему воспалённому лбу. «Айне, Айне», – и он заплакал, задыхаясь от спазмов, душивших его горло. Из-под холодных её пальцев струилась нежность