в груди, больно отдаваясь в висках. Шестернёв глубоко вздохнул, попытался успокоиться. Запустил руку в кармашек рюкзака и извлёк из него всё, что там находилось. Из рук выпал паспорт. Тимофей Игнатьевич поднял его, раскрыл на первой странице. Фотография держалась на месте. Записи, выполненные тушью, чуть смазались, но их можно было легко прочитать.
«Можно и билет приобрести на обратный путь», – подумалось ему. Но как он возвратится один, без друзей, представлялось смутно.
«А может не возвращаться? Уехать подальше в тайгу, в какой-нибудь глухой леспромхоз и устроиться на работу? Я ведь механик, примут с радостью».
Дурные мысли ненадолго отошли в сторону. Он раскрыл паспорт и положил его на большой плоский камень. Подумав, придавил страницы двумя мелкими кругляшками, взглянул на восходящее солнце. И тут Шестернёв увидел вдалеке человека. Присмотрелся. Тот явно направлялся к нему.
«Паша! – обрадовался капитан, и его сердце опять загрохотало в груди.
– Па-аша-а! – закричал он, что было мочи.
Человек не откликался и продолжал идти, не торопясь. Вскоре Тимофей Игнатьевич увидел незнакомца в полосатой робе. О существовании колоний в этой местности Шестернёв не мог знать. О беглых заключённых, тем более. Он вообще ничего о них не знал, ни разу не видел их одежды. Поэтому никакого испуга не испытывал. В душе появилась боль разочарования.
– Чё надрываешься? – вместо приветствия произнёс незнакомец и опустился на корточки у костра. – Заблудился, что ли?
– Нет, друзей жду, – соврал Тимофей Игнатьевич, наблюдая за реакцией незнакомца.
Тот ухмыльнулся, окидывая взглядом непросохшую одежду капитана.
– Друзья тоже такие… постиранные?
Шестернёв не нашёлся, что ответить. Наступила длительная пауза.
Роман Гайворонский, а это был он, увидел паспорт, разложенный для просушки. В его голове лихорадочным потоком понеслись шальные мысли.
«Мужик почему-то нервничает, переживает. По всей вероятности, опрокинулась лодка, или плот разорвало. Но где остальные? Если они поблизости – давно бы уже объявились. Значит, утонули. Тогда это как раз тот случай, когда мне можно исчезнуть отсюда навсегда. Обрублю все концы. Надо только правильно развязать мужику язык».
– Ты уверен, что никто не выплыл? – задал провокационный вопрос Баклан и улыбнулся.
Выражение лица незнакомца было настолько лукавым, что у Шестернёва опять закралась надежда на спасение кого-либо из друзей. Он не знал, как поступить. Ему и в голову не приходило, что перед ним беглый заключённый. В одежде арестантов он не разбирался, о колониях особого режима не слышал. Нашивку на кармане куртки Баклан сорвал в первый час побега.
– Так ты уверен? – повторил вопрос Гайворонский, делая вид, что вот-вот прыснет от смеха
Шестернёв посмотрел незнакомцу в лицо, и ему вдруг показалось, что тот специально мурыжит его, скрывая какую-то информацию. И он не выдержал.
– Кто? Паша?