славянская привычка искать стрелочника по любому неприятному поводу. Никак от неё не избавимся, никак не изживём…
– Изживём – ты же первым взвоешь.
– Ладно, брось такие разговоры, я с дороги, о делах поговорить ещё будет время.
– Проходи. Я один, так что…
Ладов прошёл в комнату, огляделся, провёл рукой по корешкам книг на полке, посмотрел на Солонецкого.
– Там у тебя что-то горит, – прищурившись, сказал он.
– Уже нет. Яичницу будешь?
– Давай.
Солонецкий ушёл на кухню, а Ладов сел за стол. Поёжился, физически ощущая холостяцкий неуют.
Солонецкий принёс яичницу, достал рюмки.
– Так ты надолго? – спросил он.
– Ты словно гостю не рад, – обидчиво произнёс Ладов. – Он только на порог, а ты уже на выход показываешь.
– Гостям мы рады, это ты зря, – Солонецкий поднял рюмку. – Давай за приезд, за всё хорошее…
– Чисто символически. – Ладов отпил глоток. – Вижу, до твоей берлоги ещё не докатились веяния: пора на чай переходить.
– Почему же, наслышаны. – Он усмехнулся. – Газеты с опозданием, но читаем. Только ведь привычки ломать трудно. – Солонецкий отставил рюмку. – Да ещё при наших морозах.
– Мой тебе совет, захочется выпить, пей один. – Ладов подцепил кусочек яичницы. – Давно не виделись… Как живёшь?
– Давно, – согласился Солонецкий. – Живу, как видишь. – Он обвёл руками комнату. – Сам оценивай.
– Заходил я к твоим недели две назад, – после паузы сказал Ладов. – Ира работает в институте. Наташка по твоим стопам пошла…
– Дочка пишет, – кивнул Солонецкий. – Редко, но пишет.
– Мы стареем, а дочки уже невесты. И заметить не успели, а? – Ладов закурил, поискал глазами пепельницу. Солонецкий пододвинул тарелку. – Спасибо.. Если откровенно, Юра, я тебя не понимаю. Винить не хочу, но… Мог ведь и должностью поплатиться.
Солонецкий промолчал.
Глядя на Ладова, он подумал, как тот изменился. И не только внешне. Внешне даже не так, чуточку: в меру располнел, но это ему шло, как шла лёгкая седина и высокий лоб с залысинами. В институте Ладову прочили лысину к тридцати, но вот уже за сорок, кандидатская за плечами, а залысины всё те же, с одной лишь разницей: двадцать лет назад они старили, а теперь молодят.
– О чём молчишь? – спросил Ладов.
– О пустяках… Если б человек знал, что его ждёт, то совершал бы он ошибки, как считаешь?
– Я философский минимум пятнадцать лет назад сдал, – сказал Ладов. – Это у тебя от одиночества.
– И всё-таки?
– Думаю, совершал бы…
– Даже зная, что будет?
– Может быть… Так что у вас случилось? – спросил Ладов. – Я вам, конечно, не судья…
– И не берись судить, мы уж сами.
Солонецкнй задел локтем рюмку, та упала на пол и разбилась. Ладов стал помогать собирать осколки.
– Ты ревнивый, нет? – спросил Солонецкий.
– Некогда, работы много, – отшутился Ладов.
– А тебе не кажется,