не плыть?..
Могу я сам распорядиться своей судьбой, а не бегать за пирожными…
– Верно, – кивнула Гурская. – Ты ведь после института где-то в Сибири работал?
– Сбежал. Испугался…
Гребнев выбросил сигарету в форточку.
– А она как, сильная личность? – громко спросил Сычёв.
– Кто?
– Ну, не жена же…
– Тебе-то что?
– Ну как же, благотворное влияние, познакомь, а вдруг и мне поможет…
Гребнев рванулся к слащавым глазам Сычёва, опрокинул стол, со звоном разлетелась на осколки синяя банка, невероятно гремя и треща, посыпались личные чашечки, кружки, стаканы, Гурская взвизгнула, он запнулся обо что-то и упал на колено.
– Прекратить! – дискантом прокричал Сидорчик. – Сейчас же! Немедленно!
– А я что? – Сычёв пожал плечами. – Я говорю, звоните ноль-два…
Можно ноль-три, там тоже помогают…
Гребнев, морщась, поднялся, потёр ушибленное колено.
– Тебе больно? – спросила Гурская.
– Что это с вами, Евгений Петрович? – строго произнесла Светлана Фёдоровна. – В нашем коллективе всегда всё было пристойно, я уже работаю здесь более двадцати пяти лет – и никогда ни одного скандала.
– Извините, – сказал Гребнев. – Сегодня у нас что, среда?
– Среда, девятое, – подсказала Гурская. – Может, седуксену? Хорошо успокаивает.
– Не надо. – Гребнев прошёл к своему кульману. – Я буду делать чертёж и закончу его сегодня, – сказал он Сидорчику. – И если завтра мне нечего будет делать, напишу докладную…
Сидорчик с удивлением вскинул на него очки, потом куда-то убежал.
Наташа Гурская принесла швабру, стала собирать осколки.
Дурасов в очередной раз громко высморкался.
Сычёв делал производственную гимнастику.
– Руки вместе, ноги врозь… Сердце крепче, шире грудь. Нервы в норме до ста лет, обожаю турникет…
– Восемнадцать, – сказала Гурская, отставляя швабру.
– Нет, всего-навсего пятнадцать, – категорично заявил Сычёв.
– Вот приедет барин, барин вас рассудит, – сказал Дурасов. – Классик Некрасов, между прочим.
– А я думал, Вознесенский, – хмыкнул Сычёв.
– Повышайте уровень в свободное от работы время…
– Ему женщины мешают. – Наташа Гурская задумчиво смотрела на чертёж. – В семнадцать лет за мной ухаживал студент из института международных отношений. Сверхэрудит. Из загранок не вылезает…
Экспорт, импорт… Но целоваться совсем не умел.
– Это зависит от женщины, – сказал Гребнев. – Всё зависит от женщины.
– Женечка, вы здраво мыслите, – сказала Светлана Фёдоровна. – У вас светлая голова и вам надо жить иначе.
– Попробую.
– Только не в нашем коллективе, здесь есть свои традиции, добрые традиции.
– Благодарю за совет.
Наташа Гурская наклонилась к его уху.
– Женя, а может, действительно, махнём в отпуск