прежде всего.
Не ответив, Гребнев вышел на улицу.
Было солнечно и морозно. Всё вокруг куда-то спешило, неслось сломя голову, и Гребнев впервые заметил это и поразился: все эти годы ему казалось, что жизнь течёт вокруг так же неторопливо и пусто, как в их конторе, что вечная замотанность Светланы, её спешка по утрам и вечерняя усталость не что иное, как каприз, и основательность Валерии, её спокойствие, казалось, подтверждали это. И вдруг он понял, что это не так. Что Валерия тоже не умеет не торопиться, она живёт столь же стремительно или чуть-чуть помедленнее Светланы и её знакомых актёров, дипломатов, писателей. И вот только он и те, с кем он рядом работает, отстали от века, хотя делают вид, что это не так. И вдруг в этой его отлаженной неспешной жизни, как в электрическом поле, создалось критическое напряжение, потенциал между его ритмом жизни и ритмом жизни других, этот потенциал рос, полнился непониманием и наконец замкнул…
Нужно было найти выход.
Нужно было догнать уходящую настоящую жизнь, вписаться в её ритм. Догнать несущуюся со скоростью курьерского поезда жену или хотя бы едущую со скоростью автомобиля Валерию…
Он грустно улыбнулся, подумав, что эти сравнения' под стать веку, и если исходить из них, то он подобен пешеходу…
Завернул в телефонную будку, набрал номер Валерии.
– Говорите, – услышал хрипловатый голос.
– Это я, – сказал Гребнев. – Из тупика.
– Опять хандришь?
– Не надо так… Я хочу уехать, – сказал он.
– Бежишь?
– Поедем вместе? Куда-нибудь, где нас никто не знает, и всё начнём заново. И я буду другим, сильным, волевым, я ведь вполне могу быть крупным руководителем, я неплохой специалист, – пьянея от собственных фантазий, говорил он. – Надо выходить из тупика.
– Это не выход, – после паузы отозвалась Валерия. – Это просто отсрочка. И к тому же… – Она помолчала. – Сильный ты мне будешь не нужен. Я сама сильная.
– Как же быть? – спросил он.
– Решай. Сам решай, – сухо произнесла она.
В трубке раздались гудки.
Гребнев постоял, постигая их безжалостный смысл.
Медленно побрёл по улице, не зная куда идти, что делать, чувствуя себя одиноким и никому не нужным. Хотел позвонить жене, но это было бесполезно, её, как всегда, не было бы на месте – опять кого-то сопровождает, переводит, улыбается, благодарит за комплименты и дешёвые презенты, которые уже заполонили весь дом…
Гребнев поехал в аэропорт.
Через стеклянную стену он стал смотреть на взлетающие самолёты, приливы и отливы пассажиров, улетающих и прилетевших…
…Он опоздал с перерыва на полчаса.
В конторе царила обычная неспешная рабочая обстановка. Гребнев потёр руки, сел за кульман, оценивающе окинул взглядом чертёж.
– Готово,– сказал он негромко.
– Проверьте ещё раз, Евгений Петрович, – сказал Сидорчик. – Спешить нам некуда…
– Спешить некуда, – повторил Гребнев. – А надо бы…
И стал резинкой подчищать пятна на чертеже.
Охота в