никто. Рассказчик всегда должен помнить о том, кто его услышит или прочтет, ведь у сказки столько толкований, сколько и читателей. Каждый выбирает то, что подходит ему, и меняет сказку на свой лад. Некоторые выхватывают отдельные куски, а остальное отбрасывают, некоторые пропускают сказку через сито своих предрассудков, некоторые ее восторженно раскрашивают… Сказка должна затрагивать в душе читателя некие струны, лишь тогда он с ней сживается и познает ее чудеса. Сказка для Аллена отличается от той, что я рассказываю Мэри, Марулло слышит уже иную версию, подходящую только ему. Быть может, колодец Андерсена – идеальный вариант, ведь он просто слушает, а тихое эхо очень скоро замирает, не передавая ничего дальше.
Наверное, все мы, или почти все, – последователи науки девятнадцатого века, отрицавшей то, чего нельзя измерить или объяснить. Непостижимое происходило как ни в чем не бывало, без всякого нашего участия. Мы его в упор не замечали, и в результате большая часть мира досталась детям, безумцам, дуракам и мистикам, которых гораздо больше интересовало само явление, чем его причины. Поэтому много старинного и прекрасного человечество вынесло на чердак: видеть не хотим, выбросить на свалку не осмеливаемся.
С балки свисала голая лампочка. Пол устилали обтесанные вручную сосновые доски двадцати дюймов в ширину и двух в толщину, вполне выдерживавшие аккуратные ряды сундуков и ящиков, лампы с бумажными абажурами, вазы и всякого рода предметы былой роскоши, изгнанные на чердак за ненадобностью. А еще в лучах приглушенного света стояли стеллажи с целыми поколениями книг, причем нигде не было ни пылинки. Мэри – суровый и непреклонный борец с пылью, она чистоплотна что твой старшина. Книги расставлены по размеру и по цвету.
Аллен прислонился лбом к верхней полке стеллажа и пристально смотрел на книги. Правая рука лежала на эфесе меча рыцарей-храмовников.
– С тебя хоть картину пиши, сын мой. Очень символично: «Юность, война и учение».
– Хотел спросить… Ты говорил, есть книжки, где можно найти всякую фигню.
– Какую именно фигню?
– Патриотическую фигню, для моего эссе.
– Ясно. Патриотическую фигню, значит. Как насчет такой фразы: «Неужели жизнь так дорога, а покой столь сладостен, чтобы покупать их ценой цепей и рабства? Не допусти этого, Господь всемогущий! Я не знаю, какой путь изберут другие, что же касается меня, то дайте мне свободу или дайте мне смерть!»[12]?
– Отлично! Круто.
– Еще бы. Вот какие гиганты населяли землю в прежние времена.
– Вот бы я жил тогда!.. Пиратские корабли! Подумать только! Бах-бах! Флаг спустить! Сундуки с золотом и дамочки в шелковых платьях, увешанные драгоценностями. Да, уж я бы пожил! Ведь наши предки занимались – ну, ты сам говорил…
– Промышляли благородным пиратством, оно же каперство. Пожалуй, им оно не казалось таким привлекательным, как тебе. Солонина и галеты. Вдобавок в те