ноги, и рукавов, скрывавших руки, взрослой откровенностью. Он в своем дневнике не может писать об этом так свободно, как она, его душит стыд, и он все время шифрует то, что происходило по ночам. «Плохо спал», «Сегодня опять плохо спал», «Преступно спал» – все это означает, что ночью он опять пал в грехе и в собственных глазах.
Пророк, проповедовавший воздержание, учивший молодых людей целомудрию до свадьбы, знал о себе, что сам он на воздержание не способен. Мучился этим и казнил себя.
Но эти тайные вещи были ведомы только ему и жене, которая прекрасно знала цену его рассуждениям об отказе от похоти, воздержании ит. д. ит. п, а также знала, что означают приступы его ласковости и к чему они ведут. Его слабость была полностью ведома ей, так же, как его ложь.
Толстой думал о том, как должны жить люди, которые согласятся с ним и откажутся от излишеств, собственности и ничегонеделания. Он знал, что его последователи устаивают коммуны, где люди живут ручным трудом, где нет излишка, а только необходимое, и вся собственность общая. Таких коммун и общин было в истории множество, начиная с Кумранской, где все участники работали на земле, занимались врачеванием, не говорили неправды, имели общую собственность и отрицали рабство. Но это было давно и далеко, а тут рядом, в деревне Шевелино, в ста верстах от Москвы, крестьянин Василий Сютаев создал коммуну. Толстой поехал посмотреть, как тот устроил жизнь и быт своей семейной коммуны из двадцати семи человек. Бородатый Сютаев, всегда – и на улице, и в помещении, и в жару, и в холод носивший черный тулупчик, – встретил его и повез в деревню на телеге. Они так увлеклись разговором о Боге, о человеке Христе, об устройстве жизни, при котором все работают на земле и сами себе добывают хлеб насущный, что не заметили, как лошадь зашла в канаву. Телега опрокинулась, и Толстой с Сютаевым выпали из нее.
19
Жить в деревне и обрабатывать землю казалось Толстому самым естественным, самым логичным, самым правильным способом столь необходимого образованным людям опрощения. В Ясной Поляне он знал мужиков и баб, знал обстоятельства их жизни, кто богат, кто беден, кто как работает, кто пьёт, кто нет, бывал в избах, знал маленькие окошки изб и жаркие зимние печи, знал деревянные столы, за которые садилась есть вся семья, знал глиняную посуду, скамейки, прялки, решета, грабли, телеги, лопаты, бочки, горшки и все прочие предметы крестьянского быта. Это и была, по его мысли, самая лучшая обстановка для человека, желающего честной жизни.
Если нужно в поте лица своего есть свой хлеб – а об этом сказано в Писании совершенно ясно, и это не подлежит сомнению – то, значит, нужно жить в деревне и заниматься сельскохозяйственным трудом. Отсюда следует, что нет иного труда, кроме труда на земле, это единственный труд человека, тогда как все остальное, что придумали себе люди за века истории – только уклонение от настоящего труда. Тысячами