не избыл грозы помещик Курлятьев. Имение его отобрали на государя, хоромы разорили, а самого сослали в северные земли. В опалу угодило еще с десяток дворян.
Дмитрий Иванович уцелел: никто из Годуновых в родстве с «изменниками» не значился. Сказалось и то, что когда-то Василий Наумов бывал у Годуновых в Костроме и слушал дерзкие речи Федора:
«Родовитые задавили, ступить некуда! Русь же поместным дворянством держится. Вот кого надо царю приласкать».
О том же молвил в тот день и Дмитрий Иванович:
«И войско, и подати – все от нас. Многие же бояре обельно88 живут».
Припомнил те речи Василий Наумов.
– Коль в ту пору бояр хулил, то ныне и вовсе должен быть с нами.
Но главное испытание ждало вяземцев на Москве: каждому учинили допрос в Поместном приказе. Вел сыск любимец царя, опричник Алексей Басманов. А были с ним Захарий Овчина, Петр Зайцев да Афанасий Вяземский; поодаль сидели дьяки и подьячие с разрядными книгами. Поднимали родословную, чуть ли не с Ивана Калиты; накрепко пытали о дедах и прадедах, дядьях и тетках, братьях и сестрах, женах и детях.
Дмитрий Годунов устал от вкрадчивых вопросов дьяков и прощупывающих взоров опричников; казалось, расспросным речам и конца не будет.
Но вот молвил Алексей Басманов:
– Видит Бог, честен ты перед великим государем, Дмитрий Годунов. Однако, чтобы стать царевым опричником, того мало. Ты должен быть его верным рабом. Он повелит тебе казнить отца – казни, отрубить голову сыну – руби, умереть за царя – умри! Государь для тебя – отец, а ты его преданный пес. Способен ли ты на оное, Дмитрий Годунов?
Дмитрия Ивановича в жар кинуло. Слова Басманова были страшны и тяжело ложились на душу, но он выстоял, не дрогнул, ведая, что в эту минуту решается его судьба.
– Умру за государя.
– Добро, Дмитрий, – кивнул Басманов и велел кликнуть попа. Тот, черный, заросший, могутный, с крестом и иконой, вопросил густым басом:
– Отрекаешься ли, сыне, от отца-матери?
– Отрекаюсь, святый отче, – глухо, покрываясь липким потом, отвечал Годунов.
– От чад своим и домочадцев?
– Отрекаюсь, святый отче.
– От всего мирского?
– Отрекаюсь, отче.
– Поклянись на святынях.
Дмитрий Иванович поклялся, а поп, сурово поблескивая диковатыми глазами, всё тягуче вопрошал:
– Будешь ли служить единому помазаннику Божьему, великому государю?
– Буду, отче…
В тот же день выдали Дмитрию Ивановичу Годунову черный опричный кафтан и молодого резвого скакуна; пристегнули к седлу собачью голову да метлу и повелели ехать к царю в Александрову слободу.
Бориску же с Иринушкой отвезли в московский дворец, к царице Марье Темрюковне.
А по Руси гулял опричный топор.
Пытки, дыбы, плахи, кровь.
Царь выметал боярскую крамолу.
До шестнадцати лет Борис Годунов прислуживал за столом царицы, а затем его перевели на половину государя.
Иван Васильевич, увидев в сенях статного,