– немкой или турчанкой?
– Человеком, – ответила девушка.
– Я не знаю такой национальности, – ответил Вольф. – Не забывайте, мы с Вами не в пивной, а в Райхсполицай Бехёде, и Вы обвиняетесь в серьезном преступлении.
– В каком? – спросила девушка. Вольф улыбнулся:
– Хороший вопрос. Вы знаете в чем Вас обвиняют, и готовы защищаться, но я забуду сейчас то, что написано в Вашем деле. Вы виновны в чем-то более тяжком, чем детские игры в заговорщиков – в нелояльности.
– Но я лояльна, – ответила Коюн. – Я принимаю ваш чертов Нойе Орднунг…
– Упс, – сказал Вольф. – Видите? Ваша нелояльность сквозит в каждом Вашем слове. Нам не нужны те, кто принимают Орднунг на словах. Внутри Вы все равно нелояльны.
– Вы не можете залезть внутрь меня, – Коюн даже как-то сжалась, хотя тон Вольфа ни на йоту не изменился. – Душа – это та территория, на которую ваша власть не распространяется!
– В Вашем случае, к сожалению, пока да, – сказал Вольф, – но мы исправим это. Вас, наверно, удивляет, почему Вами занимается лично Райхсминистр? Почему не достаточно приговора DF3?
– Удивляет, – машинально кивнула Коюн.
– Это возвращает нас к прежнему Вашему вопросу, – сказал Вольф, вставая из кресла. – Почему я могу говорить от имени народа, а Вы нет. Скажите честно, если бы у Вас была возможность вернуться в ЕА и пристрелить меня, или, упаси, Боже, Райхсфюрера, Вы бы это сделали?
– Можно я переложу руку? – спросила Коюн. Вольф кивнул. Девушка осторожно положила руку на колено.
– Между прочим, все равно не советую напрягаться, – сказал Вольф, встав у угла стола. – Браслет реагирует на мышечный тонус всего организма.
– Я знаю, – ответила Коюн. – Так вот, вы спросили, и я скажу честно. Пусть меня после этого расстреляют, мне все равно. Да, я убила бы – и Вас, и его. Если бы это могло остановить вас…
Вольф широко улыбнулся:
– Я же говорил, что Вы учили историю плохо. Нет, девочка, это нас бы не остановило. Вы могли убить меня, Эриха, кого угодно, но остановить ЕА вы были не в силах, как не в силах остановить ураган или лавину.
Он присел на корточки и открыл небольшую дверцу на ножке стола:
– Вы даже не понимаете, что сейчас купили себе жизнь. И, возможно, даже долгую и счастливую. Вы заново родились, Коюн. Как у всякого новорожденного, у Вас пока нет ни имени, ни истории. Коюн умерла минуту назад. Теперь у Вас есть нечто большее – номер, относящийся к категории «бэ». Вы знаете, что это значит?
От природы смуглая Коюн, слушая Вольфа, бледнела буквально на глазах:
– Дезашанте?
– Ну, отважный борец за неотъемлемые права винтика на неповторимую индивидуальность, что это Вы, струхнули, что ли? – голос Вольфа стал мягким, баюкающим. – Расслабьтесь, Дезашанте – это Ваш шанс, который Вы получили за честность, и, какую-никакую, но смелость. Смелость, кстати, Вам сейчас понадобится.
– З-зачем? – спросила Коюн, испуганно глядя на то, что Вольф