ребра. Верить в худшее не хотелось. Можно ли выбить глаз вот так просто? Что это вообще такое – глаз? Как он устроен, так ли беззащитен, как выглядит? Ему вдруг захотелось узнать об этом всё. И не только узнать, но и исправить как-то свою ошибку. Острое чувство вины захлёстывало его, не давало дышать. Потому что, каким бы гадом ни был Зиновьев, он не заслуживал стать страшным, как Терминатор.
Никто этого не заслуживал.
Он тонул в этих мыслях, в чувстве вины и в раскаянии. А потом сзади приоткрылась дверь. На крыльцо вышла Лера, встала перед Костей, ощупывая пальцами марлевый тампон, приклеенный к верхней губе полоской лейкопластыря.
– Мне фвы наофыли, – сказала она. – Вавефное, фвам останефся.
И Костя понял, что швы ей накладывали под заморозкой, потому она и говорит так невнятно. А то, что шрам – да какая разница, он всё равно ее не разлюбит.
– Заходи, драчун, – крикнула из окна медсестра. И голос ее звучал недобро.
Ну а потом всё было, как в дурном сне. К медпункту прибежала директриса с вожатыми, принялась вопить про «чепе» и тыкать в Костину сторону толстым, как сосиска, пальцем. Кричала, что родители Зиновьева – милиционеры и обязательно в суд подадут, так что Костя прямо из летнего лагеря отправится во всесезонный, и отнюдь не в оздоровительный. Лера попыталась вступиться, но её и слушать никто не стал. Тогда вмешалась медсестра, заявив: «Хватит орать, у ребёнка все признаки сотрясения!» И Костю увезли на лагерном УАЗике в подмосковную больницу, куда этим же вечером приехали расстроенные мама и папа. А когда ему стало чуть лучше, отец сказал, что в лагерь его больше не отпустят. А ещё сказал, что Зиновьевы предки пошумели-пошумели, но быстро поджали хвосты, когда папа пригрозил им встречным иском. Ведь по факту Костя пострадал гораздо больше. Потому что у жирдяя была лишь рассечена кожа под бровью, но глаз остался цел. Даже зрение не упало. И в лагере он остался. Впрочем, не за какие-то особые заслуги: Костин папа считал, что родители просто устали от его выходок, вот и сплавили сынка.
Весть о том, что Зиновьев почти не пострадал, дико обрадовала Костю. Он почувствовал прилив сил и тут же захотел сбежать из больницы. Лёжа под капельницей, представлял, как доберется на попутках до лагеря, встретится с Лерой… Но мама сказала, что её забрали родители. И Костя едва не заплакал, поняв, что больше никогда её не увидит.
Так и окончилась эта история – будто оборванной на полуслове.
Но когда он вышел из больницы, первым делом отправился в библиотеку. Попросил там анатомический атлас – всё-таки хотелось посмотреть, как устроен глаз. Атлас ему не хотели давать из-за неподходящего возраста. Но он с такой мольбой смотрел на библиотекаря, так долго и нудно просил, что она пошла на компромисс: сама нашла в атласе нужную страницу, целомудренно заколола его скрепками, чтобы любознательный ребенок не добрался до изображений женских органов, и приказала рассматривать рисунок глазного яблока прямо при ней. Костя посмотрел и ахнул: глаз казался чем-то инопланетным, загадочным. Хрусталик, цилиарное тело, хориоидеа – эти слова таили в себе