я выжил. Могло быть иначе. Но, по-крайней мере, это был честный поединок. Не в «предковском» стиле.
Я покинул лужайку, не в силах выносить красочную картину побоища. По дороге подобрал и свою дубину. Без сил я волочил её по земле, страшась лишь того, что тенденция ног подкашиваться, усилится. А перед глазами мельтешили эпизоды убийства китов, морских котиков, отстрела волков и забивания визжащих свиней. Я вспомнил, как рубил головы ни в чём не повинным курам, приговоренным к супу, и меня рвало бы ещё, не будь мой желудок пуст…
Отдышавшись, я продолжил свой путь, стараясь держаться почти лысых вершин холмов и внимательно наблюдая, как бы из густо заросших низин не появилось ничего опасного. Вскоре я набрёл на мелкий, всего по пояс, пруд, и прямо в своей накидке плюхнулся туда. Ноги вязли в глинистом иле у бережка. Я забрался подальше, чтобы смыть корку из крови и пыли, покрывавшую моё тело. Вдоволь наплескавшись, я выполз на берег. За день воздух достаточно хорошо прогрелся, но лёгкий ветерок, ворошивший листву, заставил меня подрагивать. Пока я слегка не обсох, атаки мерзких комаров были особо невыносимы. Их, по-видимому, влажное тело манило больше, нежели сухое. Мне пришло в голову обработать свои повреждения, и я использовал для этой цели клочья изодранной на груди накидки, скорее отпилив, чем отрезав их от шкуры с помощью ножа. Приложив к ране на голове листья подорожника, я зафиксировал их импровизированным бинтом, после чего моё отражение, плескавшееся в пруду вместе с лунным диском, стало напоминать мне раненого пирата, лишившегося бороды, или партизана Че Гевары. Следы от когтей на груди досаждали меньше, и я оставил их без внимания. Что касается заплывшего глаза, то с ним я поделать ничего не мог, а потому и не пытался. Вздумай я позаботиться обо всех мелких повреждениях, мне пришлось бы извести на перевязочный материал всю свою одежду, так как большая часть моего тела кровоточила, болела, или, по крайней мере, чесалась.
Было достаточно тепло, но озноб не проходил. Сначала я испугался, что от потери крови, потом решил, что причина заключается в переохлаждении от купания. Наконец, до меня дошло, что знобит меня от пережитого сильного стресса.
Ещё бы, ведь пять минут назад произошло невероятное: я одержал победу над более сильным и ловким соперником. Конечно, мне сопутствовала бешеная удача, но и сам я, следуя заветам Варьи, использовал для победы все свои силы. В груди появилось сладостное чувство гордости и уверенности в благополучном исходе испытания. Эх, видела бы меня в тот момент Танюшка! В том, чтобы покрасоваться перед девицами своими ранами, было даже что-то приятное. Словно бы они добавляют свершённым поступкам какую-то особую ценность. Порой, правда, они возникали глупейшим образом, и их, скорее, следовало бы стыдиться. Но наблюдать за реакцией девчонок всё равно было интересно.
Я поднял топор и потряс им, угрожая абстрактным врагам в сторону гор. Одновременно я стукнул себя кулаком в грудь.
– Я дойду, дерьмовые пращуры! – негромко бросил