мужчина с «дипломатом». – Мне сказал, когда у меня пройдет голова, и, представьте, не ошибся.
– Но что значит «девять двадцать семь»?
– Видимо, время.
– Время чего?
Сосед посмотрел на Шумера, который молчал.
– Скорее всего, это время какого-то события.
– Но какого? Хорошего или плохого? – заволновалась женщина.
– Настя! – одернул жену старший лейтенант. – Что ты, честное слово! Сказал человек и сказал. Хрущев вон коммунизм обещал. Сбылось?
Он отряхнул крошки с ладоней в пустую миску и кивнул мужчине с «дипломатом».
– Спасибо. Бутерброд был в тему.
– Кирилл, – легко толкнула его жена, – а у тебя что-нибудь намечается к половине десятого? Мы во сколько в Постниково приезжаем?
– Давай не при людях, – скривился старлей. – Ты бутерброд доешь. А то держишь его, как сокровище. Можно?
Он взял предложенную Людочкой бутылку воды. Щелкнул, заголубел на столике раскладной стаканчик.
– Этот «девять двадцать семь» только что меня на бабки опустил, – с обидой в голосе заявил мажор Дима.
– Серьезно?
Старлей отвлекся от наполнения стаканчика.
– На полторы тысячи.
– Ё!
Вода пролилась на брюки.
– Киря! – потянулась к бутылке жена.
– Все, все, – старший лейтенант совладал с собой. – Это же три оклада, Настя! Три оклада!
– Не слушайте его, – возразил сосед с «дипломатом». – Молодого человека едва не облапошили, а он думает, что едва не выиграл.
– У кого?
– У шулеров.
– Да какие они шулера! – сорвался на крик Дима. – Алексей Александрович что сказал? Что деньги для него значения не имеют! Для него опыт важен.
Шумер улыбнулся.
– Это он вас к проигрышу готовил.
– Да как бы я проиграл?
– Очень просто, – сказал Шумер. – Через кон слетели бы с «бочки», не набрав очков, а Коля, который рыжий, поймал бы фарт. Вы же слышали, как он жаловался, что ему не везет. А тут повезло бы.
– Это что, ясновидение такое?
– Но почему они тогда ушли, не доиграв? – спросил Диму сосед с «дипломатом». – Согласитесь, были бы честные люди…
Шумер закрыл глаза.
– Деньги не являются мерилом человеческого труда, – заговорил он. – Они единственно являются мерилом человеческой жадности. Да, это лукавый посредник, который предлагает как бы равноценный обмен одного товара на другой через возможность судить через себя об этой равноценности. Но здесь-то, господа, и кроется грандиозный обман. Потому что наибольшей ценностью после признания за деньгами права оценивать любой товар, произведенный человеческим трудом, и даже самого человека, становятся, увы, сами деньги. А все остальное неизбежно теряет в цене, как вторичный от них продукт.
Шумер умолк, перевел дыхание. Глаза его так и остались закрыты. Ну, вот, подумалось ему, понесло.
Несколько секунд во всем вагоне было тихо. Ни рева детей, ни разговоров, ни постукиваний и поскрипываний