Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь)
угадки – «Марья» и «Марфа» и впрямь очень сходные имена двух сестёр из Евангелия; Лео Таксиль говорит, что их и сам Иисус иногда путал.
Много позже, на девяносто восьмом году жизни, моя бабушка уж и сама-то начала забывать своё имя; в такие дни она обращалась за помощью к дочери:
– Ляксандра, а я вот всё думаю: меня как звать-та?
Ну, а тётка Александра (тоже тот ещё подарочек) ей в ответ:
– Ой, мамань! А я-то и сама не помню. Может – Анюта?
– Не-е… По-другому как-то было…
А через два дня на третий она с гордостью объявляла дочери:
– Вспомнила! Марфа я! Марфа!.
Легко ли всё это распутать гадалке в древнем городе Шуше?
Однако, это я сильно вперёд забежал, потому что в армии сначала должен буду служить я, а в этом письме к тебе у меня ещё и старшая группа детсада не закончилась.
Так что, прекращаю очередной разлив «мыслию по древу» на тему младенческой мании величия и возвращаюсь в эпоху завершения детсадного формирования моей личности…)
На дворе стоял 1961 год.
Чем он примечателен (помимо моего выпуска из старшей группы детского садика на Объекте)?
Во-первых, как ни переверни эту цифру, всё равно останется «1961».
Ну, и кроме того, в одно из апрельских утр набатным голосом Левитана радио на стене объявило, что через час по московскому времени будет передано важное правительственное сообщение.
Бабка начала вздыхать и украдкой креститься, но когда в назначенный срок вся семья собралась в детской, Левитан с ликованием известил о первом полёте человека в космос, в ходе которого наш соотечественник Юрий Гагарин за 108 минут облетел вокруг земного шара и открыл новую эру в истории человечества.
В Москве и других больших городах Советского Союза люди вышли на незапланированную демонстрацию прямо со своих рабочих мест – в халатах и спецовках, с самодельными плакатами в руках: «Ура! Мы – первые!»
А на Объекте, в нашей детской, под бодрые марши из радио на стене, папа нетерпеливо объяснял маме и бабушке:
– Ну, и что тут не понять? Посадили его на ракету, он и облетел.
Юрия Гагарина отдельным самолётом везли в Москву, и по пути он из лейтенантов был прямиком произведён в майоры.
В аэропорту столицы он спустился по трапу уже с большими звёздами на погонах светлой офицерской шинели и, чётко печатая строевой шаг, пошёл по ковровой дорожке простеленной от самолёта к правительству в плащах и шляпах.
Шнурки его начищенных ботинков развязались и хлёскали по дорожке на каждый шаг, но он не сбился и в общем ликовании никто их и не заметил даже.
( … через много лет, в несчётный раз просматривая кадры знакомой кинохроники, я вдруг заметил их разгильдяйство, а до этого, как должно быть и всякий другой зритель, видел только лишь лицо Гагарина и то, как классно он идёт.
Заметил ли он сам?
Не знаю.
Но дошёл он отлично и, держа руку под козырёк фуражки, отрапортовал, что задание партии и правительства