широкую тропу к садику, а пошли прямо к распахнутым воротам казарм учебки, чтобы пересечь и покинуть её двор через боковую калитку, а там подняться по торной тропе между высоких сосен и серых стволов осин на взгорок, за которым опять начинался длинный спуск через лиственный лес, с болотом по правую руку, к короткому, но крутому подъёму на дорогу заходящую в открытые ворота территории школы в периметре забора из брусьев-штакетин.
Внутри периметра дорога вела к бетонным ступеням, что поперечно подымались к бетонной же дорожке в двухэтажное здание школы, с рядами широких окон.
В школу мы не зашли, а зачем-то долго стояли перед входом; большие школьники бегали туда-сюда и взрослые на них кричали за это.
Потом нас, первоклашек, выстроили в одну линию.
Родители остались за спиной, но всё-таки почти рядом, и мы ещё немного постояли со своими цветами и портфелями, пока нам не сказали встать пó-двое и идти за пожилой женщиной в класс.
Мы спотыкливо двинулись, какая-то девочка разревелась и её стали утешать на ходу: ну, что ты, глупенькая?.
Я оглянулся на маму.
Она улыбалась и что-то говорила, но уже не слышно что, и помахала мне рукой.
Черноволосая, красивая и молодая…
Дома мама всем сказала, что Серафима Сергеевна Касьянова очень опытная и очень хорошо, что я попал именно к ней.
Поначалу опытная учительница обучала нас писать карандашом в тетрадях в косую линейку, чтоб вырабатывался почерк с наклоном.
Мы писали нескончаемые строчки палочек и крючочков, из которых в дальнейшем составятся буквы.
Минула целая вечность, прежде чем учительница объявила, что вот наконец мы начинаем писать ручками и завтра надо принести их с собой на уроки вместе с чернильницами-невыливайками и сменным пёрышком про запас.
Такие ручки – изящные деревянные палочки в яркой однотонной окраске и с манжетиком светлой жести на конце, куда вставляется перо, я и без того каждый день приносил с собой в школу в деревянном лакированном пенале с продольной выдвижной крышечкой.
А пластмассовые невыливайки и впрямь удерживали чернила в своих двойных стенках, если случайно опрокинешь, или нарочно перевернёшь кверх тормашками.
Перо обмакивалось в чернильницу, но не слишком глубоко, потому что если набрать на перо слишком много чернил, они стекут на тетрадный лист и получится клякса.
Одного обмака хватает на пару слов, а потом – снова макай.
В школе чернильницы стояли на каждой парте по одной и двое соседей по парте макали туда перья своих ручек по очереди, цокая их кончиками о дно невыливайки.
Кончик у сменных перьев был раздвоен, но половинки, плотно притиснутые друг к другу, оставляли на бумаге только одну тонкую линию (если не забудешь обмакнуть перо в чернильницу), зато при нажиме на ручку они плавно раздвигались, чтобы линия стала пошире.
Чередование тонких и жирных линий с равномерными переходами из одной в другую, запечатлённые в прекрасных образцах учебника по чистописанию, приводили