приняв по скудомию, коим страдал сызмальства, будучи покусан дворовою собакою, за купца некой гильдии из Твер-ой губернии, где, ежели верить тамошнему бурмистру, один помешанный помещик в околоточном кабаке поставил стол с рулеткою, до которой я, признаюсь вам, охоч – ставлю копеечку, а беру алтын, а бывало, без портков уходил. Повели Фёдора Михайловича помеж клетиц, диковинных зверей показывают, хлыстами в неповоротливые туши тычут, дабы те ерзали на потребу зевакам по дощатому с прорехами полу, посыпанному как бы песком, но не песком, а как бы песком, а может и мелом, коим крупье доски маркирует.
– А что это за звер сидит? – спросил вдруг Эф Эм, глядя на зелёное бревно, неподвижное, аки бревно, совершенно, крестясь украдкою, что твоя петербуржская старушка у Чёрной речки на мятежном льду кронштадтском
– Сей звер, барин, коркордил! – отвечал ему красномундирный усач, поправив норовивший сползти под брюхо ремень. – Он может без разбору слопать хоть графа, хоть мужика.
– И православного съесть может? – удивился вдруг Эф Эм, вытянув из правого кармана штанов псалтирь и перепрятав оный в левый карман сюртука
– Так то ж звер! – надул щёки усач, свистяще махнув хлыстом, и добавил, – Тварь же ж неразумная…
Стушевался вдруг Эф Эм, попятился речным раком, да и кинулся прочь бежать бегом до самой Божедомки, дабы написать о страшном живоглоте рассказ, а после отнести сей рассказ брату в журнал и получить грош, а грош прокутить в кабаке с рулетками, но из уважения к уважительно относящимся к писателю господам, скажем, что на грош были куплены пельмени и съедены без единого остатку четырнадцатого января текущего шестьдесят пятого года, в половине первого пополудни, в некой харчевне, о местоположении которой заведомо умолчим.
ГЕРАСИМ НАРВАЛ. ПЁС И ЯЙЦА. ДЕНЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЫЙ
Показали мне, друзья, одного рябого типа. Показали и говорят, дескать, человек сей ненадёжен, неблагонадёжен и пропащ.
– Куда ж он пропащ? – спросил я, разгрызая орех ёлочным щелкуном.
И порассказали мне тогда истории – одна другой хлеще.
Один раз сей тип устроил непотребную спектаклю на проспекте, вырядился павлином и вертелся под ногами добропорядочных граждан. Граждане шарахались, а ведь средь них cлучаются, знаете ли, грудные женщины и беременные дети!
Другой раз высыпал на голову килограмм жмыха, поправ известный добропорядочным гражданам закон, запрещающий маячить в присутственных местах лицом в пачкающей одежде.
– А вот скажите мне, пожалуйста, – остановил я рассказчиков. – Чем вообще занимается тип сей?
– О! Тип сей ввиду вопиющей необразованности прочищает канализационные трубы.
– А если бы не прочищал? Интересно, куда бы в противном случае делись ваши образованные говны? – спросил я каверзно и, не дождавшись ответов, заключил, – Что же касается рябого типа, так будь он хоть пёс, лишь бы яйца нёс.
АГНЕССА