насчёт энтого попрошу не беспокоиться! Энто мы мигом! – заверил его сосед и отправился в уборную белить потолок.
А мужик вернулся в комнату – и айда в диван.
ЛЕХ ШАРНИР. КОНСЕРВНАЯ БАНКА. ДЕНЬ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМОЙ
– Сколько можно терпеть? – спрашивает Фёдор у своего неизбежного друга Семёна – Как можно терпеть, когда власть в руках столь недальновидных и узколобых политиканов, которым дальше заборов собственных коттеджей ничего не видать? Куда дальше терпеть, если мною правят круглые дурни? Это никак не можно терпеть!
Семён кивает.
– Налоговая политика на корню повырезала весь малый бизнес! – продолжает Фёдор – Уровень образования в государстве неуклонно падает. Свобода слова – сущая профанация и фарс, ибо кругом цензура беспросветная!
Семён кивает.
– Ипотечное кредитование есть прямая дорога в рабство! – кричит Фёдор – Столица питается за счёт регионов, а регионы увязли в оброчных болотах. Нас семьдесят лет обманывали и продолжают обманывать!
Семён кивает.
– Существующий строй прогнил до оснований, поэтому надобно всё менять! Менять с верхов до низов и с низов до верхов. Менять от и до. Менять тут и там, так и эдак, то и сё. Понимаешь?
Семён кивает. Федор отправляет в рот кильку, пропитанную томатами, заворачивает наполовину опорожнённую консервную банку в тряпочку и прячет за пазуху. Затем берёт под руки костыли и входит в первый вагон метропоезда. Семён продолжает сидеть на скамейке и кивать.
ШАЛВА СТОЛЕШНИК. ДВОРНИК. ДЕНЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМОЙ
Дворник Касьян, известный больше исправным служением на посту, нежели эгоцентризмом и честолюбием, коими был всецело одержим, размышлял так:
– Я хоть и не гордый, а дело знаю! Тот глуп, кто важности дворничьей не разумеет. Каково жилось им без Касьяна, скажите-ка! В грязи бы заросли – только носы, что те рыльца поросячьи, из помоев торчали! Я в молодые года чистоплотно бытовал, в одном кармашке салфеточка, в другом – слюнявчик…
Завидев приближающийся автомобиль, дворник Касьян раболепно приседал, а когда автомобиль проезжал мимо, долго ворчал, вспоминая, как возил генерала на трофейном BMW:
– Все эти басурманские телеги – тьфу! Я в молодые года и гишпанью рулил, и немчурой, и англией, и даж америцей! Пакость, одно слово! Вот, помню, обращается ко мне генерал…
Прибегала как-то к дворнику Касьяну детвора; звали в соседний двор глядеть на то, как кино снимают.
– Что мне ваше кино? Не кино, а поскудь. Меня в молодые года тож в кино звали, да-а! Говорят, ты, Касьян, вылитый Дин Рид! Так и говорили, что Дин Рид! А я им, дескать, какой тут динарид, когда разруха по стране гремит! Потребны государству дворники, а не лицедеи…
Новый год не радовал дворника Касьяна. Некому было его потешить подарочком, некого было и ему подарочком потешить, и пить тоже не с кем. Бродил он под окнами, размахивая метлой, и кричал:
– Ишь, падишахи, погл�