флюсом. – Сочините-ка стишок, коим будет озаглавлен сей календарь! Только помните, никаких поэтических изысков. Люди в министерстве просты, аки мой флюс, так что да. И да.
Осчастливленный филолог ушёл домой, а на следующее утро притащил исписанный листок и прочёл:
Едет по парку вишнёвый трамвай.
Трамвай тот ведёт гастрабайтер Кар Вай.
Понял, что кины не принесут
Ни водки, ни каравая,
Поэтому рулит трамваем.
– Кхо-кыхо! – закашлял редактор, подавившись пряником с курагой и растеряв последние зубы. – Нет, голубчик, всё не так! Я же просил, чтобы попроще. Чтобы каждый, простите, дебил понял; чтобы прочувствовал в персонаже самого себя. Этакое единение персонажа с персоной читателя. Ясно?
Филолог кивнул. На другой день принёс стишок следующего содержания:
Едет по городу автомобил
Автомобилом рулит дебил
Кто это выдал дебилу права?
Дебил права честно на рынке купил
А ежели он права те купил,
Значит, дебил не такой уж дебил!
– Конь в шкап расперды! – закричал во гневе редактор и упал с кресла. – Вы это самое, что себе позволяете, а? Все вы, интеллигенты, такие. С гнильцой. Вокруг, значит, одни дураки, а вы – Джироламы и Савонаролы, да? Ладно, даю последний шанс! И запомните, чтобы никаких интеллигентских штучек!
Филолог кивнул. Новое стихотворение выглядело так:
Едет по полю трактор
Трактором рулит редактор
– Почему же редактор рулит на тракторе?
Гражданин проснулся в редакторе!
– Вот! – закричал редактор и полез в сундук за пиастрами. – Гениально!
– Гениально? – спросил филолог. – А мне кажется, что не гениально, а генитально! И вообще! Не нужны мне ваши подачки. Вы меня оскорбили, и я вам за это вечным пером под ребро!
Так и поссорились редактор и писатель.
ЖУЛЬЕН ПОЛЕЗ. МАМИНА ЗИМНЯЯ ШАПКА. ДЕНЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТЫЙ
Жил в одном городе маленький мальчик. Однажды, играя в снежный куль, он заболел и слёг с температурами в кровать. Лежит-кашляет, то покраснеет свёклой, то позеленеет лишайником, то побледнеет поганым грибом. Вызвали доктора. Из столичных.
– Все эти таблеты можете спустить в клозеты! – говорит. – Таблеты нонче, что бабьи заговоры. Болезнь надобно не вылечить, а вылежать. А чтоб скорей выздоровел, дайте ему тёплых шмоток. Пусть попреет малость, а там, глядишь, и лихорадить перестанет.
Бросилась матушка к шкафу, достала свою шапку зимнюю из крысы-ондатры и на макушку сынка своего водрузила. Полежал мальчик в той шапке, да так к оной привык, что когда выздоровел, снять отказался – собрал семейный совет и заявил:
– Слушайте и запоминайте, сродственнички. Я сей папах никогда не сниму. Пущай он мне напоминает о беспутной юности.
Так и сделал. Проходили месяцы, годы, а шапку мальчик не снимал. И в школу в ней ходил, и в университет,