тебе ящик на почтамте, напиши сюда, сообщи его номер… – он вырвал лист из блокнота. Сестра подняла припухшие, темные глаза:
– Почему Бергер… – Павел ухмыльнулся:
– Когда Лазаря Абрамовича арестовали у Колонного Зала, надо было носить ему передачи, а их принимали только у родственников. Я переделал попавший мне в руки документ… – старшая сестра разбудила Павла утром:
– Даже не утром, а в четыре ночи… – он заметил на лице Нади следы слез, – будем надеяться, что гэбисты ничего не поняли… – Аня приблизила губы к его уху:
– У Нади неприятности, – шепнула она, – одевайся, бери этюдник, езжай на Киевский вокзал… – сестра только сказала, что она собралась в гости к общим друзьям, на юг:
– С того вокзала, где мы их провожали, – добавила Надя, – я сейчас здесь… – включив в ванной воду, Аня заметила:
– Ночные записи они прослушают утром. Надя не позвонила бы просто так, дело серьезное… – пост охраны в подъезде менялся в семь утра:
– Я отправился на этюды, день выходной, – объяснил Павел Наде, – когда я вернусь, внизу будут сидеть другие твари. Объясню, что электричку отменили, не было смысла ждать… – он сказал Ане, что позаботится о деньгах. Сестра ничего не спросила, но по ее глазам Павел видел, что она все понимает:
– Ротапринт и учебник остались в квартире, – вспомнил он, – я не успел отнести технику на Арбат. Но вряд ли к нам приедут с обыском прямо сейчас, хотя неизвестно, когда товарищ Матвеев собирался встретиться с покойником… – Надя сдерживала болезненный озноб. Она не помнила, как выбралась из-под тела Королева:
– Надо забрать письмо… – рванувшись в спальню, девушка уперлась в закрытую дверь, – черт, замок защелкнулся. Но где мне искать ключи… – она вздрогнула от телефонного звонка:
– Почти два ночи, кому он понадобился… – Королев обзавелся новой техникой, автоответчиком. Надя узнала голос:
– Василий Васильевич, здравствуйте, – развязно сказал товарищ Матвеев, – вы, должно быть, в гостях. Я заменяю вашего куратора, я заеду за сведениями, учитывая, что вы в воскресенье улетаете… – Надя закуталась в шубку:
– Я не смогла отыскать письмо, было опасно оставаться в квартире. Матвеев мог решить навестить его и ночью… – Павел накрыл теплой рукой холодную ладонь сестры:
– Ты все правильно сделала, нельзя было рисковать. И помни… – он улыбнулся, – мы всегда с тобой, мы твоя семья. Мы никогда не расставались, не расстанемся и сейчас… – Павел хотел перекинуть саквояж на Белорусский вокзал и дать телеграмму Фаине Яковлевне из местного почтового отделения. Допив кофе, сестра шмыгнула носом:
– В квартире везде отпечатки моих пальцев, – она помолчала, – но он умер сам, Павел.
Юноша фыркнул:
– Даже если бы ты его стукнула бутылкой по голове, потеря для человечества невелика. Письмо… – он дернул щекой, – ладно, может быть, гэбисты его не найдут.