и еще кого-то, – вспомнила Надя, – Иосиф написал Павлу, чтобы он не обращал внимания на всяких нафталиновых старцев… – Королёв, впрочем, старца не напоминал. Он ловко подхватил Надин бокал:
– Вы совсем не пьете, Наденька. Шампанское дамский напиток, позвольте себе расслабиться… – Королёв бесцеремонно мял подол ее платья, гладил край чулка, большая рука двигалась дальше:
– Терпи, – велела себя девушка, – это все ради нас. Но мерзавцы пируют, а Иосиф сидит в тюрьме… – в январе из Ленинграда пришли вести об аресте приятеля. Бродского обвинили в тунеядстве:
– Собравшиеся здесь не стоят его мизинца, – зло поняла Надя, – они травили Пастернака и затравят Иосифа… – ленинградские друзья передали Левиным номер тамошней «Вечерки» со статьей, где Бродского называли бездарностью:
– Окололитературный трутень, – Надя раздула ноздри, – это вовсе не текст, а пасквиль. Павел сказал, что в старые времена мерзавцев, его напечатавших, вызывали бы на дуэль… – в конце декабря Иосиф навестил Москву:
– Мы его уговаривали остаться или вообще уехать подальше от милиции, но он сказал, что у него в Ленинграде личные дела, что он должен вернуться. Он вернулся, чтобы сесть в тюрьму… – поэт, прикончив водку, опять поднялся: «Теперь «Братская ГЭС!». Наде хотелось зажать уши. Она повторяла про себя:
– Спаситель родился в лютую стужу, в пустыне пылали пастушьи костры… – кто-то заорал:
– Ура! Ура славе земли русской! Надо еще выпить… – напротив Нади вскинули вилку с маринованным рыжиком. Пьяный голос икнул:
– Герцен, кстати, был немец или еврей… – сосед говорившего грохнул кулаком по столу, грязные тарелки подпрыгнули:
– Не смей трогать Герцена, – он покачивался, – Александр Иванович наша гордость, а ты… – он затейливо выматерился. Надя услышала тихий шепот Королёва:
– Хотите посмотреть, как я живу, Надюша… – ткнув сигаретой в переполненную пепельницу, Надя подхватила черную сумочку на цепочке: «Очень хочу, Василий Васильевич».
Павел рассказал сестрам об интуристе, которого пытались арестовать в ЦУМе:
– Но на такое рассчитывать нельзя, – задумчиво отозвалась Аня, услышав брата, – это ничего не значит. Он мог забыть наши имена, забыть имя папы или вообще посчитать все ерундой… – Надя вертела эскиз лица незнакомца:
– Он явно работал в охране африканского деятеля, – заметила девушка, – комитет посчитал его шпионом, поэтому они и появились в ЦУМе. Но Аня права, – она бережно убрала рисунок, – не стоит надеяться на мимолетные несколько слов… – Павел вскинул бровь:
– Учитывая обстоятельства, при которых они были сказаны, я бы поспорил, но письмо вещь более верная…
Конверт с отстуканным на машинке адресом лежал на журнальном столике полированного ореха, рядом с бутылкой коньяка. Королёв жил на верхнем этаже высотки. В окне гостиной переливался огнями проспект Калинина:
– Я