повелительным и громким голосом. Его никто не боялся, но уважали его искренне и глубоко. Иногда он выступал на школьных собраниях, и каждая его речь была чужда дешевой патетике и демагогии. Напротив, он говорил немного, спокойно, даже негромко, но всегда по существу.
Лично с ним я познакомился при не очень хороших обстоятельствах. Я не был ни шалуном, ни забиякой, но в минуты, когда меня прижимали или доводили, взрывался и старался за себя постоять. Осенью 1946 г., когда я учился в третьем классе, один мальчик из нашего класса, Володя Жаднов, (кстати, в будущем рекордсмен РСФСР по плаванию среди юношей, а потом профессор и заведующий кафедрой в Горьковском мединституте) больно толкнул и повалил меня. Он был явно сильнее, но я был импульсивнее. В руках у меня была папина военная сумка, которую мы называли планшеткой. Полог сумки закрывался на мощную скобу, в которую нужно было просунуть ремень, пришитый к пологу. Не очень хорошо понимая, что я делаю, я размахнулся изо всей своей силы этой сумкой и ударил обидчика, причем пряжка попала ему прямо по голове и рассекла кожу. Произошло это в коридоре на первом этаже на первой перемене, и меня пожурила дежурная учительница, которая видела, как на меня первым напал другой мальчишка. Она не заметила, что у Володи проступила кровь под волосами, а то мне бы пришлось плохо уже в тот момент. Правда, позже я узнал о пораненной голове Володи от моего папы. Лечащим врачом папы была главный фтизиатр Горького, Галина Михайловна Жаднова, она и рассказала ему, какой я забияка и как плохо поступил с её сыном. А сам Володя – мужественный и спокойный мальчик – промолчал. Кстати, потом мы несколько лет сидели с ним за одной партой и дружили.
На следующей перемене (это была так называемая большая перемена) я провинился опять. Дети из более состоятельных семей ходили на этой перемене в буфет, чтобы купить за пять копеек пирожок с капустой, или стакан компота за три копейки, или стакан чая с сахаром тоже за три копейки. У меня даже таких денег не было, поэтому я слонялся по коридору от нечего делать. Какая-то из нянечек везла в этот момент на каталке в буфет поднос со стаканами компота. Перемена уже началась, она где-то задержалась и почти бежала, таща за собой на веревке каталку, нагруженную металлическими подносами со стаканами. Как-то так получилось, что то ли я, то ли она сама зазевались, я оказался на её пути, каталка наскочила на мою ногу, несколько стаканов свалилось на пол, и хотя ногу задавило мне, но нянечка начала орать, что виноват я. Прискочила та же дежурная по этажам учительница и увидела, что я опять в центре скандала.
На последней перемене мы бежали из спортивного зала, расположенного на втором этаже здания, вниз на свой этаж. Мы неслись изо всех сил, и я наскочил на большую швабру, которой высокая тетя Настя – школьная уборщица – протирала пол на этом этаже. Я зацепил ногой край швабры, тетя Настя крепко её держала, я полетел на пол, но и тетя Настя упала. На мое несчастье все та же дежурная учительница оказалась неподалеку, я был схвачен и приведен в директорский кабинет.