жестом отставил от себя Сережину тетрадь, поправил очки, прочел про себя текст, пропущенный им, крякнул что-то вроде «Ай-яй-яй. Как неправильно», потом снова уложил тетрадь перед собой, взял в руки красный карандаш и размашистым движением подчеркнул что-то на странице, а затем сделал рукой два полукруга. Всем стало понятно, что четверка заменена теперь на тройку. Тетрадь была возвращена Сереже, и он, будучи мальчиком умным, уже не спорил и не возникал с другими жалобами. Было очевидно, что Перельман понял, кто у кого списал, и восстановил справедливость.
Наш класс через 40 лет после окончания школы. 3-й слева во втором ряду наш учитель К. Е. Зильберг
Конечно, каждый раз после таких выходок учителя, мы потом на переменах судачили и посмеивались, но в целом признавали, что наш Великий ГИП имеет право на особое поведение и недоступные другим учителям причуды, хотя кое-кому временами такие выходки и приносили неудовольствие.
Эта неординарная манера выставления оценок проявилась на выпускных экзаменах по физике. В последних классах школы к нам в класс попал многолетний отстающий ученик Владик Ш. Он оставался на второй год последовательно и в восьмом, и в девятом классах, перебивался с двоек на тройки, был великовозрастным увальнем, уже брился, до чего мы, еще оставаясь детьми, не дожили, курил и бездельничал. Впрочем, он был кандидатом в мастера спорта по шахматам и застать его можно было в двух положениях: он мог глубокомысленно зрить в окно, накручивая на палец кудрявые мощные локоны на голове, или смотреть так же задумчиво на страницу шахматного журнала и шевелить при этом губами и двигать пальцами, имитируя передвигание фигур на шахматной доске.
На выпускном экзамене он взял билет со стола экзаменационной комиссии, и ГИП тут же спросил его:
– Номер билета, Владик?
– Шестнадцатый, – как всегда, медленно вытягивая из себя звуки, ответил ученик.
– Читай первый вопрос, – потребовал Перельман, не давая Владику присесть за парту
– Принцип устройства и работы трансформаторов электрического тока.
– Ну, и каков принцип работы трансформаторов, Владик?
Влад слегка наклонил голову, набычился и своим уже далеко не юношеским, прокуренным голосом протянул, понизив его на октаву:
– У-у-у-у.
Такой ответ привел ГИПа в неописуемый восторг. Он буквально заревел:
– Молодец, Владик. Пять.
Поразительно, что присланные из Гороно два других члена «Государственной аттестационной комиссии» не посмели спорить с Перельманом и в аттестате Ш. появилась, наряду с тройками, одна пятерка – по физике.
Вернусь, однако, к рассказу о том, как Георгий Иосифович ставил оценки в четвертях. Когда очередь доходила до увальня, слегка полноватого Володи Брусина, приходившегося Перельману дальним родственником, то он родство всегда подчеркивал. Он произносил: «Брусин», – при этом Володя, мальчик вообще не очень живой, а даже скорее флегматичный, – оставался