то и сейчас выглядел так, будто на городской скамейке в белой сквозной сени апреля склоняется некрасивым, но выразительным лицом к светлой, рыжей, чёрной или кудрявой макушке какой-нибудь горожаночки.
Учитывая его склонность к красоте, которая в некотором роде и подвела его, этот огонь внутренний, сейчас соединявшийся с грубым материальным поддельным огнём, эта избранная всегда отличалась совершенством, которое если и было отмечено порчинкой, то непременно вдохновляющей – или родинкой над выгнутой лепестком верхней губкой или заострёнными верхушками маленьких ушей или ещё какой подписью владельца на книжке.
Ну так вот, джентри прямо-таки обсидели дорогу, о которой идёт речь, да не будет это дурно понято.
Отчего так? Они и сами не вполне понимали, почему именно эта историческая кривая так притягивала их?
Кто-то говорил, что здесь сохранилась реликтовая память о том, как джентри создали джуни – но это, позвольте, если копнуть – уж совсем ерунда. Этого никто не мог помнить. И сами джентри, которые всё учитывали, позаботились об этом. В первую очередь, о том, чтобы не помнить самим. Иначе труднёхонько бы им пришлось – кто бы смог удержаться и не начать исправлять то, за что сам в ответе? А если увидишь, что твой замысел испорчен, искажён? Примешься приглаживать всякие выбившиеся волоски и вытаскивать их из варенья – и конца этому не будет… к тому же, можно доисправляться до того, что себя в зеркале не узнаешь.
Вероятно, им было здесь уютно – они не брезговали теми преимуществами, которые давало им происхождение из иного мира: то, что джуни назвали фантастическим, или чудесным. (Ну, не то чудесное имеется в виду, что в истории с белочкой.)
Они охотно становились правителями – хотя это опять же не особо поощрялось. Допускались только старые, почти сказочные формы правления… то, чему джуни не придавали особого значения и зря – это самая весомая, самая могущественная, самая настоящая власть в мире.
Семья Джонатана обрела доступ к власти очень давно и при обстоятельствах, способствующих романтизации действительности.
Находились и джентри, связавшиеся с джуни по-плохому… они и сами становились почти джуни – алчные, безжалостные человечки, привязанные к нескольким быстротечным десятилетиям, жалкому миллиарду секунд, за которые они ухитрялись так напортачить, что каждая вопила о безвременье и забытьи.
Начинали, увлёкшись игрой, играть со всей дури, и кончалось всё всегда хоть и по-разному, но одинаково нехорошо.
Вздымалась волна и обходила круглый мир. Волна выглядела настоящей, и никто не подозревал, что это направленная по рассчитанной кривой погрешность первочастиц.
Изнутри мира вылетал столп огня с расплавленным стеклом. Дрожали бумажными макетами и сгорали целые строчки высоких, в небо, городов. Леса, подобные башням, стекали по волдырю неба.
И джуни, и джентри забывали, что это игра, да ещё придуманная