безусловной ценности, хотя интенсивное взаимодействие с традицией присутствует в творчестве каждого из них[145].
1.7. Неклассическое сознание и проблема релятивизма
Признание факта неклассической свободы (в самоопределении, мышлении, творчестве, истолковании и т. д.) нередко подталкивает нас к тому, чтобы в конечном счете квалифицировать рассматриваемый глобальный сдвиг как наступление эры абсолютного духовно-интеллектуального произвола и – как следствие – всеобщего релятивизма[146]. Данную тенденцию в свое время прозорливо разглядел Вяч. И. Иванов, писавший в 1933 году: «Полное одобрение получили и… пользуются большим успехом релятивисты (исторический релятивизм которых не имеет ничего общего с космологическим релятивизмом Эйнштейна, чья “теория относительности” в сущности, быть может, близка дуализму Платона)»[147].
Концепт «релятивности» ныне является одним из ключевых в числе категорий, описывающих структуру неклассического сознания. Причем разница между а) пониманием релятивности как многоуровневого характера современной эпистемологии, обусловленного множественностью способов описания реальности, и б) пониманием релятивности как произвольности и условности всякого знания, мышления, описания[148] – не всегда акцентируется и даже, по-видимому, не всегда до конца осознается. Это неразличение (или недостаточное различение), с одной стороны, факта многомерности бытия, открывшегося современной науке и культуре, и, с другой стороны, своеобразного гносеологического «отчаяния», сообщающего любым актам сознания необязательность, тщетность и открывающего простор для безответственной игры смыслами, нередко проецируется и на литературу. Это весьма характерно даже для тех ученых, которые в общем не склонны к легковесному отождествлению а) сознательного субъективизма, культивирующего безбрежную окказиональность смыслов, и б) поиска форм неклассической, индуктивной конвенциональности, допускающей полисемию, амбивалентность, вероятностность смыслополагания, но все же исходящей из необходимости и принципиальной возможности взаимопонимания. Так, авторы ценнейшего по своим наблюдениям и выводам коллективного исследования «Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма»[149], характеризуя неклассические художественные стратегии поэтов-акмеистов, активно используют такие понятия, как «релятивность», «неопределенность», «окказиональность» и т. п., хотя общий вектор предпринятого рассмотрения нацелен на утверждение принципиальной смыслоцентричности и смыслового единства анализируемых текстов. К «релятивному» прочтению художественно-смысловых стратегий постреализма склоняются (не вполне отделяя таковое от релятивистского) и Н. Лейдерман с М. Липовецким[150], притом что постреалистический вектор, как и выделяемая ими линия «неоакмеизма», трактуется учеными в качестве альтернативы авангарду