армейскую юбку… – наряд цвета хаки падал ниже колен.
Фрида пожалела, что при демобилизации сдала казенные ботинки:
– С раввинов станется плюнуть на мои кеды, – она хотела надеть приличную обувь в кафе, – ладно, я потерплю… – туфли оказались тридцать девятого размера. Фрида носила сороковой. Она сунула кеды в рюкзак, Эмиль раздраженно сказал:
– Незачем здесь сидеть. Твой папа задерживается, – на часах было двадцать минут восьмого, – он, наверняка, хотел пожелать нам счастья, что он еще успеет сделать, – Эмиль кинул на стол медь, – мне надо возвращаться на базу, меня со скрипом отпустили на один день… – на его светлых, коротко стриженых волосах виднелась вязаная кипа:
– У механика одолжил, – ухмыльнулся Эмиль, – он у меня религиозный парень, сионист, вроде рава Горовица, – он потянул Фриду за руку:
– Пошли, чем быстрее мы все закончим, тем лучше, – Фрида успела крикнуть хозяину кафе:
– Если придет мой отец, профессор Судаков, скажите, что мы в раввинате. Он такой… – девушка показала рукой, – высокий, рыжий, то есть теперь седой…
Хозяин сплюнул прилипшую к губе лузгу:
– Расскажи еще, как выглядит Бен-Гурион, – он ухмыльнулся, – можно подумать, что я не знаю Авраама…
Весь Израиль, от водителей автобусов до школьников, называл отца по имени. Детьми Фрида и Моше садились у старого радиоприемника в библиотеке Кирьят Анавим. В потрескивающем динамике звучал мягкий голос отца:
– Добрый вечер, страна. С вами исторические беседы, у микрофона Авраам Судаков… – пятилетний Моше восторженно ахал:
– Но папа сегодня в кибуце, он дежурит на кухне… – Фрида вздергивала нос:
– Это запись, дурак. Тише, сегодня продолжение рассказа о царе Давиде… – ноги в туфлях отчаянно болели:
– Тогда была жива мама, – поняла Фрида, – я могла прибежать к ней в госпиталь… – мать держала на столе жестяную банку с леденцами:
– Твой дедушка, доктор Горовиц, – она подмигивала Фриде, – называл их лекарственными. Они помогают от больного горла, обид и разочарований…
Посасывая леденец, Фрида утыкалась рыжей головой в плечо матери:
– Я приходила ее обнять, – девушка подышала, – она погибла, когда мне было одиннадцать лет и ничего не успела мне рассказать…
Фрида узнала обо всем от старших подружек и сухих лекций школьных медсестер:
– Мама нашла бы другие слова, – она ковыляла по коридору вслед за Эмилем, – ладно, соберись, осталось десять дней до свадьбы…
В кабинете с табличкой «Секретарь» восседал парень немногим старше Эмиля, с клочковатой бородой и следами прыщей на щеках:
– Он, наверняка, давно женат и у него трое-четверо детей, – пришло в голову Фриде, – и в армии он не служил, – кузен Аарон Горовиц, демобилизовавшийся из бригады «Голани», был, по его собственному признанию, исключением:
– Но вообще все больше парней из религиозных семей призываются, –